– А вы? Вы никогда не пробовали обратиться к какому-то другому врачу, пожаловаться родственникам, если они у вас есть?

– Сомов, мне кажется, что весь мир с ума сошел. – Аня посмотрела на него с тоской: – Ты что, забыл, что у меня целых два брата? Которые, кстати, о тебе слышать не могут, и мама, которая обещала меня проклясть, если я перемолвлюсь с тобой хоть одним словом. Конечно, я пыталась намекнуть, но, видишь ли, Максим успел обработать маму, и с ней было очень сложно иметь дело. Каждое мое желание, например поесть в неурочное время, мама воспринимала с внимательной тревогой на лице. Я от этого бесилась и выставляла себя необузданной истеричкой. Братья постоянно в разъездах, в тех редких случаях, когда они приезжают, не хочется говорить о таких вещах. Да и, понимаешь, мне иногда казалось, что Максим придуривается, как придуриваются некоторые мужчины, которые возомнили себя богами. Понимаешь, он многого добился, занимает большой пост, мы жили на широкую ногу, но…

– Что-то случилось?

– Видишь ли, детали мне неизвестны. Он был очень скрытен, никогда не посвящал в свои дела. Как я понимаю, азарт, жажда денег, неумение остановиться, отсутствие чувства ответственности. Такого, глобального. Ну и, конечно, невезение. Он играл чужими деньгами, рисковал чужими акциями. И потерял все. Как он мне объяснил, сумма там астрономическая.

– Если у вас была недвижимость… – Олег нахмурился, размышляя. – Не хотелось бы давать советы в такой ситуации, но все же выход можно найти…

– Да, я тоже так думала, – закивала Аня. – Но ему дали понять, что в уплату долга примут только одно – нумизматическую коллекцию, которую я получила от отца.

– Видимо, сильно задолжал… Или его специально подставили, а цель была именно коллекция, – произнес Олег. – Так работают люди определенного толка.

– Да, может быть. Вот он и попытался меня устранить. Добровольно я бы никогда ему ни копейки не отдала, – решительно заявила Аня. – Это наследство отца, и я всегда хотела, чтобы оно перешло моим детям.

– Отец ваш был коллекционером?

– Сомов, я тебе рассказывала о своем отце. – Аня вздохнула: – Ты просто забыл. Отец всю жизнь проработал в партийных органах. Но коллекция ему досталась от деда. Ты не представляешь, как он нас всех удивил! – Аня замолчала, припоминая те события. – Если хочешь, я тебе расскажу.

– Да, конечно, – мягко, точно врач, проговорил Олег, – если вам не тяжело это вспоминать.

– Нет, Сомов, НАМ совсем не тяжело… Когда же бросишь эти свои штучки…

Аня удобно уселась в подушках. Ей совсем не тяжело было вспомнить эту семейную историю. Тем более что сейчас, вырвавшись из странной атмосферы, которую так старательно создавал Максим, она вдруг почувствовала почву под ногами. В конце концов, у нее есть настоящая семья, за ней стоят братья, у нее есть сыновья, за которых она будет бороться. Она – не одна. И потом, было еще одно обстоятельство, которое Аня как-то выпустила из виду: благодаря отцовской коллекции она очень богата. Может быть, богаче, чем Максим. И если он вздумает бороться с ней своими деньгами, то ее ответ не заставит себя ждать. Тем более что денег-то у него теперь и нет! Аня улыбнулась. Олег Сомов, ее любимый и одновременно ненавидимый Олег сидел сейчас с ней рядом и делал вид, что не узнает ее. Нет, весь мир положительно сходит с ума!

Аня задумалась и мысленно вернулась в те далекие девяностые, когда она, семнадцатилетняя, поняла, что отец умирает.

В их доме главной была мама, но решал все отец. Аня это поняла очень рано и с удовольствием включилась в эту схему отношений. Мама занималась воспитанием детей: как себя вести, как одеваться, как учиться, чему учиться – на все эти вопросы она давала четкие, ясные ответы. Более того, она требовала, чтобы дети неукоснительно придерживались правил, которые она устанавливала дома. Аня, девочка неглупая, очень быстро поняла, что все предлагаемое матерью имеет жизненную целесообразность. То есть все это рано или поздно пригодится в жизни. А потому разногласий с родителями у Ани не было. Училась она хорошо, помогала в доме. Так было лет до четырнадцати. Появившиеся подростковые проблемы в Анином случае имели неожиданный вид – она хотела получать ответы на вопросы, которые мама считала преждевременными. Нет, речь шла не о взаимоотношениях с противоположным полом. Это, как ни странно прозвучит, было связано с такой тонкой материей, как жизненные ценности и смысл человеческого существования. Мама наверняка могла бы поговорить на подобные темы, но этого не делала.

– Ань, время само тебе все подскажет, – только и сказала она. – Поверь мне. У женщин все образуется само собой. Как правило. Надо быть выдержанной, внимательной и быть всегда готовой к неожиданным переменам.

Варвара Сергеевна еще долго говорила о предназначении женщины, верной спутницы мужчины, но Аня это уже не слушала. Не то чтобы она была против замужества или ее возмущало некоторое социально-гендерное неравноправие, ей просто было неинтересно быть спутницей. Наверняка мир может ей предложить нечто большее. И за поисками возможных вариантов она отправилась к отцу.

Алексей Владимирович, партийный чиновник высокого ранга, относился к людям спокойным и предпочитающим во всем сомневаться. Догм для него не существовало, и это касалось и политики партии, и места женщин в современном обществе, и рецепта его любимого жареного гуся. Аня, пришедшая однажды к нему в кабинет поболтать, в лице отца нашла удивительно тонкого, внимательного и понимающего собеседника.

– Анюта, старайся строить жизнь сама, – так начал он свою речь. – Никого не слушай – каждый человек варит свою похлебку по своему рецепту. Нет, конечно, есть основы, без них никак, их надо уважать, да только мы сейчас не об этом. Видишь ли, жизнь очень скоро изменится. Не могу сказать, что меня это радует, – все мы окажемся в непривычной для себя роли – роли добытчиков. В самом прямом, вульгарном смысле этого слова. И вот тогда никто не будет смотреть – мужчина ты или женщина. Вот тогда наступит настоящее равенство. Плохо это или хорошо? Не знаю, не жил в таких условиях, только могу сказать, что это рискованный, но отличный шанс «сделать себя».

Отец говорил языком, которым никто вокруг не говорил. В его словах была тяжесть осознания, возможно, трагических перемен и вера в то, что любые перемены можно обратить во благо себе. Он, понимая, что не в силах уберечь детей от потрясений, делал все, чтобы их к этому подготовить.

Аня полюбила эти разговоры в его кабинете, куда даже Варвара Сергеевна не решалась заходить. Это было их время – отца и дочери.

Перемены наступили, но их тяжесть и трагичность Аня осознала только тогда, когда отца привезли из больницы и он лежал на широком диване, под легким одеялом. Отец похудел, отчего стал остроносым и большеглазым.

– Папа, ты похож на дятла! – шутила Аня, понимая, что только шутками, домовитой суетой можно оттянуть разговор о неизбежном уходе.

Но разговор состоялся. На семейном обеде, куда были срочно вызваны братья. И разговор этот оказался коротким – отцовское напутствие с пожеланием крепости духа и стойкости. А потом отец поставил на стол старый портфель, извлек из него пакеты, разрезал изоленту, перевязывающую их, и на стол высыпалась груда золотых монет. Аня помнила, как все замолчали, как в тишине тонко прозвенел тонкий кружок, внезапно сорвавшийся с вершины золотой кучки. Кружок прокатился на ребре и упал на белую тонкую скатерть, которая поглотила звук. И опять в комнате воцарилась тишина.