позже доскажу.

Пока Павел рассказывал о землепроходцах, народ в сборне все прибывал. И неудивительно. При столь однообразной и бедной на события жизни естественен интерес людей к новому человеку, свежим новостям. Живут ведь безвылазно. Редко кто бывал даже у соседей, а Иркутск, Москва звучат для них, как названия планет Марс, Венера.

Вскоре набралось человек сорок. Все в одеждах из своедельщины. Старики с окладистыми бородами, в полотняных рубахах. Женщины в сарафанах до пят и кофтах с длинными рукавами. Головы плотно обтянуты платками. Только несколько девиц без платков. Ничего типично северного, кроме торбасов – мягких сапожек из оленьего камуса. Речь настоящая, русская, с каким-то певучим старинным выговором.

– Все налицо? Никого боле не будет? – спросил председатель.

– Да вроде некому.

– Тогда начнем. Днесь у нас интересный гость, наш одноверец – Корней Елисеевич. Он с Алдана идет на Чукотку. В дороге уже много чего повидал. Давайте послушаем его.

Корней рассказал про скит, про монастырь, про то, как нашли одноверцев в Маньчжурии и все, что видел при сплаве по Алдану, Лене. Про зимовку на пароходе, про встречи с эвенками, якутами и русскими промысловиками. Завершая, похвалил устьянцев:

– Приятно видеть такой чисто русский уголок. Все коренное. Все ласкает взор и слух. Особая услада от того, что сохранили русскую речь в чистоте.

– Да уж, стараемся. Что родители нам передали, то поднесь исповедуем. Неотеческого нам не надобно. Токо свое. Даже одежа старозаветная. Лишь обутку чужу носим, – откликнулась старушка с первого ряда.

– Я вот смотрю, у вас девчата и ребята подрастают. Хорошо бы нам контакты наладить, дабы избежать родственных браков.

– Оно верно. С этим всегда проблема, – согласился Щелканов, – да больно далеко вы.

– Это только кажется. На пароходе по реке за месяц можно добраться. Дорогу от Алдана к нам я вам в деталях нарисую.

– Конечно, таким путешественникам не то што сто верст, а и тыща верст не крюк. А нам боязно. Почитай, всю жизнь тута сидим. Но спробовать надо бы.

– Бояться тут нечего. Хвалитесь, что ваши предки эвон откуда на кочах приплыли, а сейчас чего – сел на пароход и через пару недель на Алдане будете.

– Верно глаголешь. Надобно спытать. Свежая кровь ой как нужна. У соседей в Усть-Янске наших наперечет. Семей пять-шесть осталось. А то што предки наши и впрямь с Белого моря, подтверждают не токмо бумаги, но и песни. До сей поры не забываем, поем. Вот послухай. Василиса, давай што из старого.

Та встала, поправила платок на голове и, прикрыв глаза, запела:

Широко лежишь ты, море Белое. Море Белое, все студеное, Море милое, все соленое, Море синее да зеленое… По нему кораблик бежит да бежит. Куда он спешит да спешит? Сине море всколыхнулося да вскипело… Ох, да куда девало ты мово молодца, Мово сокола перелетного!?

Заслушавшийся Корней невольно подумал: «Пожалуй, только студеное северное море может навевать такую грусть».

После чая с традиционной рыбной кулебякой и блинами с икрой, принесенными кем-то из женщин, председатель предложил:

– Пойдем нашу церкву покажем. Ей, почитай, уж двести годов!

– Так вы священство приемлете? Мы-то беспоповцы. У нас все наставник справляет.

– Да и мы, считай, давно беспоповцы. Священник последний раз перед войной был. Сам службу веду. Ишо за школой смотрю, штоб грамота не падала. Слава Исусу, председатель сельсовета толковый. Хоть и еретик некрещеный, а во всем помогает.

Потемневший от времени сруб с приделом понизу опоясывал какой-то ярко-оранжевый лишайник. Корней уже примечал его и на других здешних постройках. На покосившейся стене выцветшая табличка. На ней буквами с завитушками красиво выведено «Памятник архитектуры XVIII века. Самая северная православная церковь в мире. Товарищ, помни об этом и береги ее».

На могильных холмиках покосившиеся кресты. На часовне колокол. Внутри несколько образов и оплывшая свеча. На отшибе два брошенных дома, зависших задами над рекой.

– Индигирка в последние годы берега сильно съедает. Порой два метра за лето. Людей отселили… Путина закончится, разберем – бревна крепкие, ишо послужат.

Слушая председателя, Корней помимо воли украдкой поглядывал на Василису. До чего красивая женщина! Но едва она поворачивалась в его сторону, он, боясь выдать свое восхищение, отводил глаза.

* * *

Ночевать Деев повел гостя к себе. Василиса, проходя мимо Корнея, придержала шаг и бросила на него короткий, но такой красноречивый взгляд, что того пронзило острое мужское волнение, глаза подернулись маслянистой поволокой. Кляня себя за слабость, он опустил голову.