на поплавках тем временем привычно развернулись на пятых точках, дружно взмахнули веслами — и пирога рванула к берегу, бодро рассекая волны бывшей кормой, ставшей носом.

— Каи-каи? — вновь обернувшись к фрегат-капитану, осведомилась беловолосая. — Жрать хочу.

— Ужин примерно через сорок минут. Пока вы можете спуститься в каюту, доктор Харуми вас проводит. Она как раз решила воспользоваться возможностью и… — тут Ярослав запнулся, потому что на языке упорно вертелось «убедиться, что у вас там не поперек!"… — поближе познакомиться с коренными жителями Архипелага.

Островитянка, чуть наклонив голову, с интересом оглядела доктора, явно успевшую пожалеть о своем решении не менее трех раз и сейчас тщетно пытавшуюся вжаться в легкий корпус «Имперца».

— Доктор хорошая! — объявила она. — Большая… и вкусная.

Фон Хартманн закашлялся.

— Надеюсь, вы все же сумеете сохранить аппетит до ужина, — выдавил он, — Наш кок замечательно готовит.

Такэда. Сила юности

Исаак Стиллман откинулся на кожаную обивку кресла и мечтательно произнес:

— Там, где сегодня высится Янтарный трон, будет огромное море. Я слышу плеск его волн. Оно навсегда скроет от цивилизованного демократического мира имперскую столицу. Пан Устиненкович позаботится об этом… Но сначала его нужно разрушить. Это сделаете вы. Любая форма капитуляции войск и населения будет отвергнута. Всё пойдёт на дно.

Тэйкоку но Юнге: «LK-426 держит строй»

На второй час бездумного перелистывания нескольких имперских газет Такэда отчаялся настолько, что взял карандаш и решил судоку в «спутнике имперского каботажника».

Вздохнул. Перелистал его в обратную сторону. Полюбовался на пару мелких рацух по работе с металлическими тросами под нагрузкой. Для его палубного хозяйства смотрелись те как совершенно бесполезные, а вот на гражданском трёхкилотоннике с ручной механизацией наскоро переделанном для океана — самое о-то-то. Насладился иллюстрированными приёмами защиты в абордажном бою зюзьгой, явно в исполнении безработного карикатуриста. Попытался себе представить, как на мирного имперского рыболова прут через борт прямо из воды с кривыми польскими саблями в зубах кровавые абордажники конфедерации, возжелавшие откушать суси. Воображение предсказуемо отказало. Пролистал невероятно пафосное и столь же бессмысленное описание флотского сражения невесть где и не понять за что. Так и не смог привязать текст ни к одному известному бою последних месяцев, ни из сводок штаба Флота, ни из рабочих документов. Судя по градусу явного вранья, кто-то вроде прямых кармических родственников щщибаль Кривицкой высосал поток имперского сознания из стакана контушовки и полукартонки дешёвых конопляных сигарет.

Только на скучнейшем описании кадровых перестановок в управлении каботажного пароходства Янтарного Земноморска до Такэды дошло. Коварная вертихвостка подшутила над капитаном — и заставила искать то, чего в газетах и близко не было.

Или всё-таки было?

Такэда задумался, взял сероватый лист дешёвой бумаги и начал одну за другой выписывать из газет фамилии. Должности. Звания. Борты. Регионы. Затем добрался к недоброй памяти описанию баталии, и пришлось добавить ещё и пометки достоверности у каждой фамилии.

Занятие оказалось куда веселее, чем не самые простые, но всё же хорошо знакомые ещё по флотской академии имперские судоку. Такэда с удивлением понял, что только по скудным обрывкам данных, вроде бы уже после многократной цензуры, упрямо видно, как транспортная полуэскадра внутреннего имперского моря по каналам переползает за месяц на побережье — и берёт на себя каботаж. После чего как минимум четырнадцать быстроходных корыт 88-метрового класса, новенькие, последних дней предвоенной достройки, наскоро модернизируются для океана и уходят неизвестно куда. Ну, то есть, и так понятно куда, в архипелаг, разумеется — чтобы взять на себя тыловое снабжение… кого?

— Да чтоб тебя… — Такэда замер. Шутка журналистки внезапно оказалась куда больше, чем шуткой.

Он схватился за газеты с двойным пылом — и час спустя болезненно осознал, что ему просто не хватает специализированных знаний. В своей области компетенции Такэда мог вспомнить почти всех, кто чего-то стоил в Империи. Даже всех трёх ещё живых фон Розенблюмов дер Вассенов, из которых двое, позор семьи, пошли один в двигателисты, второй — и сказать лишний раз стыдно — в чертёжники, а летал за них всего один… пусть и на такой должности, что сразу за пятерых считать можно. Увы, всякий раз, когда приходилось держать в голове ещё и канувших с радара за горизонт имперских флотоводцев, эрудиция командира ВАС-61 пасовала.

Такэда уже всерьёз намеревался отправиться со всей этой макулатурой и бутылкой рома к секретчикам, когда его мысли прервал негромкий стук.

«Кому ещё под хвостом горит в полпервого ночи?» — Такэда в недоумении покосился на часы. — Да?

— Такэда-сан, — первыми на глаза попались две стройных ножки в лёгких сандалиях и тонких полупрозрачных зелёных чулках. Затем командир ВАС-61 поднял взгляд повыше — и ему очень захотелось грязно выругаться.

* * *

В столовой лётного состава перед отбоем играли в «нани о…» — популярную салонную забаву. Россыпь украшенных триграммами сувенирных, на заказ, серебряных пиастров закрывала дно столовского жестяного подноса.

Не участвовали в игре только двое — в один угол забилась больным зверьком Марыся Пшешешенко, в другом, под забранной в стальную обрешётку лампой, что-то увлечённо чертила в лётном планшете Верзохина-Джурай. Обе почти не реагировали на шум вокруг. Подавленную угрозой Такэды Рысь не могла расшевелить даже её бортстрелок, в любых других условиях пробивная и настойчивая Яська Пщола. Что же до принцессы легендарных В-Д, она всё же снисходила до подруг — но очень сильно через раз.

— Восьмёрка Земли! — вытянула монету Анна Тояма. — Работа вручную, целеустремлённость, уникальный дар. Хмм…

Её взгляд скользнул по креслам у стен и замер в углу.

— Нани о кангаэттэ иру но?.. Джура-сан! — ритуальный вопрос канул в пустоту бесследно. Нанами-Джура полностью забыла о любых приличиях, и столь увлечённо возила карандашом по бумаге лётного планшета на коленях, что попросту не расслышала вопроса.

— Джураа-саан? — отклика добиться получилось только со второго раза. — Пиастр за твои мысли!

— А какой был вопрос? — растеряно спросила Верзохина-Джурай. — Я не расслышала.

Кубрик затрясся от смеха.

— Вопрос отменяется! — решила за всех Сашенька Прибылова. — Джура-сан, что ты уже столько времени рисуешь?

Вместо ответа Верзохина-Джурай развернула планшет к ней лицевой стороной

— Flugnavigationgehimesgerat, — запинаясь прочитала Сашенька. Идеально ровный устав высокого имперского готика тянулся через верхнюю часть листа целиком. Судя по количеству завитушек, новую букву Джура украшала и дорисовывала каждый раз, как её мысль заходила в тупик. Случалось это часто — под надписью громоздилась многократно правленная и перечёркнутая схема непонятно чего из множества значков и соединительных линий. Тут и там её дополнял скупой курсив примечаний. В углу планшета болталась на скрепке перетянутая резиночкой стопка перфорированных фотографий страниц неизвестного документа