– Нет тут никаких «но», Ари. Если есть что-то, что я должен знать, – рассказывай, так ведь можно многого избежать! Например, да, я рассказал Мэтту о том, почему ты здесь. А он, если ты не заметила, словом об этом не обмолвился. Он просто знает, и поэтому хорошо тебя понимает. Раньше до него не доходило, чего ты вообще за это место держишься? Но теперь он в курсе: идти тебе некуда.

– Пожалей меня еще…

– И пожалею, – парень приобнимает меня за плечи. – Я как тебя увидел, сразу подумал о котятах. Рыженьких таких…

– Ох, заткнись. – Он хохочет, а я криво улыбаюсь. – Хотя, может, ты и прав.

– Я прав. Никто не говорил тебе, на что ты способна и что мы имеем? – Хэйдан округляет глаза и громко щелкает пальцами. – Верно! Мы имеем проблемы.

– Что ж, ты готов выслушать меня? Разговор будет длинным, поверь.

– Естественно. Только…

Он замолкает, поджав губы.

– Только – что?

– Сначала я напишу Мэтту, что ты здесь.

Закатываю глаза, с видом девицы, замученной проповедями святого Мэтта. Но на самом деле внутри у меня все переворачивается от волнения. Пожимаю плечами: мол, делай что хочешь, а сама думаю: почему Хэрри решил написать?

– Он волновался, – прочитав мои мысли, объясняет парень, – написал, что вы с ним нехорошо поговорили, и ты ушла.

– Что-то вроде того, – едва слышно шепчу я.

– И что на этот раз вы не поделили?

– Не знаю. Мне с Мэттом вообще трудно.

– Как и ему с тобой, – таинственно улыбаясь, Хэйдан стучит по экрану телефона.

– И ты знаешь об этом, потому что…

– …он сказал.

– Мэтт? – скептически уточняю я.

– Ну а кто еще? – допечатав сообщение, восклицает Хэрри. – Он, конечно! Помимо того, что Мэтт постоянно называет тебя надоедливой занозой в заднице – это я цитирую, если что, – он, кажется, упоминал, что ты упрямая и невыносимая.

– Вот как! Отличная у тебя теория: всегда говорить правду, – ворчу я. – Сейчас Мэтт вернется, и я накинусь на него с кулаками.

– Я бы заплатил за это зрелище.

– Кстати, я ведь Мэтту не сказала, что видела его маму, – внутри у меня холодеет. Друг тут же меняется в лице и перестает улыбаться. Он нервно ворочает шеей и смотрит в сторону.

– Это слишком… больно. Он опять сломается.

– Но почему? Она ведь только мне является. И я давно ее не видела…

– Любое упоминание о матери меняет в нем что-то. Башку ему сносит напрочь, Ари.

– Звучит устрашающе.

– Знаешь… – Хэрри потирает пальцами переносицу, – это закрытая тема. В школе один парень как-то обмолвился о ней, так Мэтт ему ногу сломал.

– Мэтт? Он умеет драться?

– Что значит – умеет? Молотить кулаками в разные стороны все могут. И в прошлом он много чего натворил. Поверь мне, вспоминать об этом – не лучшая идея.

Хэрри бледнеет, снимает очки и крутит их в пальцах. Он переживает, а значит, причины волноваться действительно есть.

– Хорошо, – соглашаюсь я, – Мэтт об этом не узнает.

– Обещаешь? Я за то, чтобы всегда говорить правду, но в этой ситуации…

– Все в порядке, Хэрри. Есть темы, которые не стоит поднимать.

Парень тяжело вздыхает. Мне вдруг становится грустно. Что же такое натворил Мэтт, что при воспоминаниях об этом Хэйдан бледнеет?

Мы замолкаем. Сидим, прислонившись друг к другу, и думаем каждый о своем. Свежесть в воздухе стоит такая, что голова кружится. Но я, наконец, чувствую себя хорошо. Я пишу сообщение Мэри-Линетт, чтобы тетушки не волновались о том, где я пропадаю и с кем. Довольно с них переживаний.

Невольно мое внимание привлекает движение на ступеньках. Поднимаю голову и вижу Мэтта с двумя широкими чашками, над которыми плавает пар. Парень с серьезным видом направляется к нам, ставит кружки на мокрый столик.

– Это мама передала, – объясняет Мэттью, не глядя мне в глаза. – Еще она приготовила какие-то сэндвичи…

Парень почесывает шею.

– Я принесу, – Хэрри поднимается с гамака. – Пройдусь.

Мэттью присаживается рядом, и я ощущаю его ровное спокойное дыхание. Не могу похвастаться тем же. Чувствую себя странно. Хочу посмотреть на парня, но в то же время приказываю себе не шевелиться. Так и пялюсь в одну точку, на какой-то старый треснувший горшок, брошенный около забора.

– Послушай, – начинает Мэтт, – я, наверное, сказал что-то не то. В смысле, да. Я был груб.

– Мэтт…

– Просто я знаю Логана. Мне показалось, я должен предупредить тебя. Вот и все.

Он подцепляет носком ботинка мокрую землю.

– Ты не сделал ничего такого, из-за чего стоит оправдываться.

– Думаешь? – Мы встречаемся взглядами, и парень ухмыляется. – С тобой мне всегда кажется, что я делаю что-то не то. Мне показалось, я тебя обидел.

– Не выдумывай. Я должна была тебе позвонить, как мы и договаривались.

– Да. Но ты не позвонила. Уверен, что у тебя были веские причины.

– Я узнала правду о своей семье и на этой почве поссорилась с тетушками. Сбежала, бродила одна по Дилосу. Потом едва не угодила в лапы кретинов из бара.

Мэтт задумчиво кивает:

– Я и не сомневался, что ты весело провела время.

Усмехаюсь и вдруг замечаю, как уголки его губ тоже предательски вздрагивают.

– Ага! – восклицаю я. – Мэтт Нортон умеет улыбаться!

Парень закатывает глаза, я заливаюсь еще громче, а он вдруг притягивает меня к себе и, издеваясь, взъерошивает волосы.

– Я улыбаюсь только по праздникам!

– Ну, значит, сегодня у нас праздник! – вскочив с гамака, заявляю я.

– Вы долго там? – спрашивает из-за двери Хэрри. Мы с Мэттом меняемся в лице. – Я уже устал держать чашку. Мир? Я могу войти?

– Никто и не ссорился, – ворчит Мэтт.

– Так я вам и поверил. – Хэйдан ставит на стол кружку и тарелку с сэндвичами. – Отпразднуем первое извинение Мэтта за всю его жизнь.

– Заткнись, ладно?

– Отпразднуем твое выздоровление, – встреваю я.

– И твое счастливое возвращение из Дилоса, – добавляет Мэтт, искоса глядя на меня.

– Аминь! – восклицает Хэйдан.

Мы разбираем с тарелки сэндвичи, чокаемся ими и смеемся до колик в животе.

Норин заваривает мне чай с мятой, а я сонно хлопаю ресницами, вспоминая ночь или, точнее, бессонницу, мучившую меня до самого утра. Тетя садится напротив, и я благодарно улыбаюсь. На ней опять мешковатый свитер с высоким горлом, который она то и дело поправляет. Мне становится как-то обидно.