— Осторожнее там! — раздраженно крикнул доктор Бах. — Не повредите оборудование!

Не прошло и минуты, как объявился еще один старый знакомый: к вновь схваченным приблизился Попугай — он подтащил отчаянно сопротивлявшуюся Нику. Чтобы ее успокоить, потребовались усилия двух здоровяков и наручники. Бука лишь скрипел зубами от бессилия: бежать было некуда.

— С ними был еще один — сталкер, — небрежно бросил доктор Бах. — Нашли?

— Нет его. Уйти успел, — сказал Попугай, поправляя на плече автомат. — Вот бандана его…

Он продемонстрировал скомканную зеленую тряпку. Бука мстительно подумал, что теперь, пожалуй, Маус станет приличной занозой в заднице у этих подонков. Но «оранжевых», похоже, не слишком озаботил этот факт. Они уже были в центре лаборатории и с интересом осматривали оборудование. Особое их внимание привлекло изображение на мониторе. Доктор Чико принялся уверенно работать «мышью», обменялся с сообщником взглядами и сказал с неприятными нотками в голосе:

— А вы тут времени зря не теряли. Значит, не прятаться сюда шли, верно? Лабораторный комплекс что надо — даже не ожидал от Института такого размаха. Антонов, что скажете? А нам, значит, доступа не давали — рылом небось не вышли. Не находите это несправедливым, коллега?

Антонов молчал, неприязненно глядя на «коллег». Похоже, ему было что сказать, и он с трудом сдерживался. Эти двое принялись ловко, будто следователи на обыске, перебирать все, что было на столе перед монитором: листки с корявыми записями, распечатки с пометками Антонова, биочипы с результатами экспресс-анализов. Доктор Чико активно застучал по клавиатуре. Даже Бука, бесконечно далекий от науки, понял, что эти парни знают, что делают, и не зря Антонов боится их случайно приобретенного дара: замешанная на криминальной основе гениальность становилась взрывоопасной штукой.

— Думаю, мы устраним эту несправедливость, — заметил доктор Бах, внимательно изучая подобранную с пола распечатку. Молча передал ее доктору Чико. Неторопливо прошелся по лаборатории, огляделся и произнес:

— Ну что, раз уж мы так удачно зашли… Отчего бы, в таком случае, не продолжить работу уважаемого доктора Антонова?

— Только на более глубоком уровне, — неприятно улыбаясь, добавил его сообщник. — И более радикальными методами.

Бука почувствовал вдруг резкий укол в шею. Когда же попытался обернуться, чтобы понять, что это было, перед глазами все поплыло, ноги перестали слушаться и лаборатория вместе с оборудованием и людьми вдруг опрокинулась на бок.

С полом встретилось уже его бессознательное тело.

Очнувшись, он долго не мог связать в единую логику разрозненные картинки. Сначала показалось, что он продолжает сладко дремать рядом с Никой. Он даже попытался обнять ее, погладить по волосам, но вдруг понял, что не может пошевелить руками. Картинка перед глазами стала более четкой, теперь он увидел знакомый потолок лаборатории и понял, что находится в просторном кресле под сканером. Он решил, что незаметно для себя заснул, пока Антонов проводит свое сканирование. Но почему, в таком случае, его руки пристегнуты крепкими ремнями к подлокотникам, а ноги примотаны к основанию кресла?! И только увидев чужие настороженные лица, оружие и белые халаты — он вспомнил все. Резко повернул голову, изогнулся, насколько хватило сил и увидел Антонова. Тот тоже был обездвижен — надежно примотан к металлическим носилкам на колесиках. Только, похоже, все еще не пришел в себя после той дряни, которую так ловко вкололи им в шею.

— Очнулся? — довольным голосом поинтересовался доктор Чико, склонившись над ним и с любопытством разглядывая его лицо. Оттянул пальцем веко, посветил в глаз фонариком, удовлетворенно хмыкнул. Теперь он был в белом халате из лабораторных запасов, оранжевые комбинезоны был брошены на стулья. — Прекрасно. Значит, можно приступать.

— Приступать к чему? — спросил Бука, с трудом ворочая непослушным языком. Во рту все пересохло, мучила страшная жажда. — Пить хочу…

— Нельзя тебе сейчас пить, — терпеливо, как детский врач, поведал доктор Чико. Теперь он делал какие-то пометки в потрепанном блокноте на пружинке. — У нас с тобой намечена серия небольших экспериментов, и не очень бы хотелось, чтобы ты беспрестанно мочился под себя.

— А с чего вы взяли… — побледнев, проговорил Бука.

— Когда страшно, да еще и больно — все ссутся, — равнодушно сообщил «исследователь». — Ничего не поделаешь — физиология.

Бука с силой дернулся — ремни надежно держали его. Особенно неприятен был тот, что перехватывал тело на груди, проходя под мышками — он просто душил. Бука забился, как зверь в капкане, — но все было напрасно. Он даже зарычал от бессилия.

— Порядок, — сказал доктор Чико своему подошедшему приятелю.

Тот тоже был в белом халате и смотрел на «пациента» с плохо скрываемой брезгливостью. Держался он прямо, засунув длинные руки в карманы халата, взгляд его был холоден и остр.

— Организм крепкий, серию должен выдержать, — сообщил доктор Чико.

Только сейчас Бука заметил небольшой медицинский столик на колесиках, на котором поверх ослепительно белой ткани были аккуратно разложены сверкающие под люминесцентными лампами хирургические инструменты. Один их вид вселял больше страха, чем все мутанты Зоны вместе взятые. Теперь на тело навалилось ватное оцепенение, будто кто-то разом высосал из него все силы и волю.

Доктор Бах поглядел на монитор, неторопливо подвигал «мышкой», увеличивая изображение. Нахмурился, сказал с сомнением:

— Думаешь, начать с надреза? Может, сначала зондирование?

— Давай посмотрим, как ОНО будет реагировать на напряжение, — предложил доктор Чико, демонстрируя приличных размеров контактные зажимы вроде автомобильных аккумуляторных «крокодилов». От каждого из зажимов тянулись довольно толстые провода — красный и синий.

— Пожалуй, — согласился доктор Бах. — Сделаем вот как…

Началась серьезная беседа. Оба сыпали незнакомой Буке терминологией, и казалось, что на высокие, недоступные простому смертному темы общаются два обыкновенных научных сотрудника, а не парочка примазавшихся к науке садистов. Отчего-то даже не вид сверкающих, отточенных и стерильных инструментов, не зловещие зажимы, а именно этот деловой разговор показался Буке особенно страшным. Потому что именно в этот момент он почувствовал свою полную беспомощность, даже обреченность — совершенно незнакомые ранее чувства. Он многое отдал бы, чтобы никогда в жизни не познать их. Но все уже происходило, и время будто бы остановилось, растягивая в бесконечность минуты ожидания неизбежного. Хотелось кричать, звать на помощь — но не было сил, впрочем, как и не было смысла в таких криках. Да и не стоило доставлять еще больше удовольствия этим самодовольным мерзавцам, возомнившим себя серьезными учеными. Было лишь досадно и горько от того, что свойство растягиваться в бесконечность имеют лишь самые гадостные моменты, а отнюдь не моменты счастья.

Последняя мысль немного отвлекла от концентрации на собственном страхе: его захлестнула тревога за Нику. Он не видел ее поблизости с того момента, как потерял сознание. Наверное, это хорошо, что она не увидит его в этот момент. Наверное…