– Ты знаешь, кто я?

И тут Генка понял, кто это. Бабурин, муж Анжелы. Но только… Но только как будто это был его дедушка.

– Ты Максим?

– Прямо в точку! – воскликнул Бабурин.

– Чего ты хочешь?

– Справедливости.

– Какой, к чертям, справедливости? – заорал Гена.

– Но конец их по делам их, – все еще улыбаясь, произнес Максим и подсунул под нос Обухова фотографию, сделанную в «фотошопе». – Твоя работа?

Бабурин скорее утверждал, чем спрашивал.

– Послушай, у меня много дел. Мне некогда рассматривать порнографию.

– А мы и не будем. – Макс убрал снимок в боковой карман плаща.

– Послушай, уходи!

Максим засмеялся.

– Неужели ты подумал, что я останусь у тебя жить? Конечно, я уйду. Только скажи мне, как эти фотки попали к моей женушке?

«Да пошел ты! А может, сказать? А то выгоду из этого дела только Ларка и извлекла. Просто занесла и положила на стол конверт. А я всю работу проделал. Где справедливость?»

– Я не знаю.

– Не знаешь? Ну, что ж, все равно спасибо. – Макс развернулся и открыл дверь. – Ты же на девятом живешь?

Генка кивнул.

– Тебе интересно, где справедливость?

«Но я же вслух ничего такого не говорил!»

– Так вот она, за твоим окном. – Макс снова улыбнулся. – Лучше смиряться духом с кроткими, нежели разделять добычу с гордыми. – Максим вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Генка словно под гипнозом вернулся в свою комнату.

* * *

«Чушь какая-то! К нему заявляется чувак, состарившийся за пару недель лет на тридцать, и читает гребаные мысли! Да еще эта находка в столе. Нет, определенно надо просить тридцать пять процентов. Тогда это хоть как-то сгладит переживания и возможный нервный срыв».

Он снова достал винчестер. Повертел в руках, прикидывая, куда его спрятать. Тут снова раздался звонок в дверь. Генка снова подпрыгнул.

«Черт! Так и умереть от страха можно! Нет, сорок процентов будет в самый раз».

Генка подошел к двери. Неужели опять этот сумасшедший вернулся? Обухов посмотрел в глазок. Перед дверью стоял Роман Морозов. Он нервничал. Сорок процентов, и точка! Генка открыл дверь. И тут же Ромку кто-то запихнул в квартиру. Он споткнулся о порог и завалился на Гену. Обухов устоял на ногах и поддержал Морозова.

– Какого хрена?.. – Генка осекся. Он увидел огромного мужика в черном костюме, вошедшего за Морозовым.

«Накрылись мои пятьдесят процентов медным тазом».

За огромным мужиком вошел Сорокин. Если бы Генка не знал, что на жестком диске, то наверняка чувствовал бы себя смелее. А так… А так он ощущал себя полным ничтожеством, оказавшимся по уши в дерьме.

Здоровяк взял Ромку и Генку за шиворот, как щенков, и поволок в Генкину комнату. Ромка все разболтал – бык Сорокина передвигался по квартире с уверенностью хозяина. Он запихнул их в комнату. Генка больно ударился о спинку дивана.

– Как ты в таком дерьме живешь? – спросил Сорокин. – Хочется, наверное, квартирку в Замке, а? А то, может, и в Москву бы перебрался, а, Геннадий? В Москву хочешь?

– А что я там не видел? – пробурчал Обухов.

– Семен, слышь, – обратился Сорокин к здоровяку. – И эти люди пытаются меня шантажировать.

Здоровяк Семен хрюкнул и замахнулся на Ромку.

– Погоди, – остановил его будущий мэр и коротко ударил Морозова по лицу. – Вам, наверное, хочется ездить на хороших машинах? – продолжил философствовать Сорокин. Подошел к двери. С постера на него кокетливо смотрела полуобнаженная Жанна Фриске. – Хочется тискать вот таких вот девок? Хочется, хочется. Я по себе знаю. Я ведь тоже был молодым. Но знаете, что я усвоил? Кто-то все это имеет… – Он показал на плакат. – А кто-то дрочит на плакат и мечтает разбогатеть, ничего для этого не сделав. Ребята, мир так устроен! Кто-то богат, а кто-то беден. Не я это придумал, и уж тем более не Семен.

Здоровяк снова хрюкнул.

– Мир так устроен, – повторил Сорокин и сел на один из системных блоков. – Он так устроен, что на всех добра не хватает. Понимаете? Не хва-та-ет! Ладно. Вступительная часть закончена. – И он кивнул Семену.

Тот достал из нагрудной кобуры пистолет и ударил Морозова по лицу. Брызнула кровь, красные капли попали на футболку Генке. Рома застонал.

– Вот так, Геннадий. Этот раздолбай дал тебе одну вещицу, принадлежащую мне. Я бы хотел получить ее обратно. – Сорокин попытался улыбнуться. Гримасу, которая у него вышла, улыбкой не назовешь, но оскал получился что надо. Ну, точно Шариков до операции.

– Я не понимаю, о чем вы?

Семен еще раз ударил Ромку. Он снова застонал и сплюнул на пол кровь.

– Кто не хочет горя знать, надо отступную дать. А? Это я недавно вычитал в одной книжке. Увлекся я тут ужасами. И ты знаешь, ничего. Я-то раньше думал, ужасы – это расчлененка одна. А я жуть как не люблю насилие. У нас спец по расчлененке – Семен.

Здоровяк хрюкнул и опять ударил Морозова. Голова Ромки дернулась и упала на грудь. Тело накренилось и сползло с кресла.

– Хватит тебе его лупить! Ты так ему башку раньше времени отобьешь. – Оскал так и не сошел с лица Шарикова-Сорокина. – Ну, так как тебе эта фраза? – обратился он к Обухову. – Я про отступную. Ты отдаешь мне диск, а я дарю вам жизнь.

Ромка очухался и жалобно посмотрел на Генку. Все лицо в кровавых соплях. Генке стало противно и обидно. Это ничтожество втянуло его в дерьмо, пообещав всего десять процентов. Гребаных десять процентов! А теперь он умоляет его отдать, возможно, единственный и последний шанс прокатиться в кабриолете с Жанной Фриске. Ну, где справедливость? Где эта сраная спра-вед-ли-вость?!

«Тебе интересно, где справедливость? Так вот она, за твоим окном».

Слова, показавшиеся тогда Генке бредом, теперь стали понятны. Это его шанс. Обухов, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, бросился к окну. Через пару секунд он уже стоял на жестяном отливе, по ту сторону стекла.

– Ах ты, сука! – выкрикнул здоровяк.

– Ты зачем это сделал? – тихо, как будто сам у себя, спросил Дмитрий Михайлович.

– Убирайтесь отсюда!

– Димон, дай я его размажу… – Здоровяк двинулся к окну, но Сорокин остановил его.

– Если вы не уберетесь, я сам себя размажу по асфальту, – завизжал Генка.

Здоровяк сделал шаг в сторону окна. Генка отошел чуть подальше от открытой створки.

– Дмитрий Михайлович, вы же разумный человек. Если я сейчас упаду… Вы не сможете выйти из подъезда незамеченными. И даже если вас не посадят, то поставят жирный крест на вашей карьере. Диска здесь все равно нет. Никто его не собирается продавать журналистам, я вас уверяю. Просто нам нужно немного денег. Ну, мы же взрослые люди, мы можем договориться. – Генка понял, что охрип.