Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КАУЛ рассказал Селлерсу, что знает о письме ЦРУ отцу Роману. Священник был мелким осведомителем, сообщил он, и никаких конвертов Данилову не доставлял; резидентура ЦРУ просто вышла «не на того парня» – послание таинственному источнику попало прямо в руки КГБ!
Рассказ КАУЛа положил конец попыткам выйти на автора спирального блокнота. Вместо этого в ЦРУ началась перепалка; посыпались взаимные обвинения и поиски виноватого в вопиющем профессиональном проколе, поставившем под угрозу ничего не подозревавшего Ника Данилова, которого раскрыли в телефонном разговоре и в письме. Бертон Гербер, глава Oтдела SE, утверждал, что не давал разрешения использовать имя Николай. Стомбау настаивал, что ссылка на Николая подразумевалась в одобренной Гербером формулировке «письмо, переданное через журналиста», и теперь Гербер пытается свалить вину на Стомбау. А тем временем за первым проколом последовал второй: Ника так и не удосужились предупредить, что в глазах КГБ он выглядит как связник резидентуры и ему лучше уехать. В «Главном враге» Милт Бирден рассказывает, что на самом деле «в ЦРУ собирались предупредить Данилова, но так и не предупредили», потому что московскую резидентуру отвлекли более срочные и драматические события.
* * *
13 июня, менее, чем через три месяца после неудачного похода к отцу Роману, Пол Стомбау был арестован в Москве. Его схватили, когда он подходил к месту встречи с ВЭНКВИШем – Адольфом Толкачевым. У Стомбау было при себе достаточно изобличающих его улик, в том числе несколько фотоаппаратов размером со спичечный коробок, заряженных микрофильмами. Стомбау не знал, что сам Толкачев уже два месяца находился под стражей и сообщил КГБ подробности предстоящей встречи.
Стомбау доставили в КГБ, где его допросил лично генерал Красильников, а затем передали в руки американского консула. В течение суток он был выслан из Советского Союза за шпионаж.
Арест Стомбау и потеря Толкачевa были только началом серии катастроф, потрясших ЦРУ в 1985 году. В течение нескольких месяцев в Москве были арестованы еще двадцать три агента – 21 мужчина и 2 женщины, – десять из которых, включая Толкачева, были расстреляны. Сыщики генерала Красильникова обнаружили и демонтировали все технические устройства ЦРУ, включая прослушки линий правительственной связи в московском метро и счетчики радиоактивности на железных дорогах, которые регистрировали перевозки ядерных боеголовок. Непостижимым образом Конторе стали известны все имена сотрудников московской резидентуры, скрывавшихся за неприметными должностями младших дипломатов.
Среди этих потерь был и агент КАУЛ, разоблачивший отца Романа. Настоящее имя КАУЛа стало известно много лет спустя: это был майор Сергей Воронцов – сотрудник Московского УКГБ, работавший вместе с моим дюссельдорфским знакомым Сергеем Безруковым.
Разгром сети ЦРУ в Москве произошел благодаря двум предателям, Эдварду Ли Говарду и Олдричу Эймсу, которые начали поставлять КГБ информацию в начале 1985 года. Говард, который должен был отправиться в Москву в качестве оперативника, знал часть агентуры. Но перед самым отъездом его уволили из ЦРУ, так как он завалил проверку на полиграфе – соврал об употреблении наркотиков. В отместку за увольнение Говард в конце 1984 года связался с КГБ. Он выдал Толкачева где-то в марте 1985 года, как раз когда московская резидентура получила «письмо Данилова». Говард довольно быстро попал под подозрение, но в сентябре 1986 года ему удалось уйти от ФБР и сбежать в СССР, используя те же самые «маневры по обнаружению», которым его обучили для обмана «наружки» КГБ[53].
Эймс был офицером контрразведки в Oтделе SE и подчинялся непосредственно Бертону Герберу. В апреле 1985 года он связался с советским посольством в Вашингтоне и предложил информацию за деньги. За вознаграждение в 4,6 миллиона долларов он выдал практически всех российских агентов, в том числе Сергея Воронцова (КАУЛа), которого КГБ опознал по его своеобразному говору. Эймс шпионил девять лет, пока его не поймали[54]. В совокупности предательства Говарда и Эймса привели к тому, что с мая 1985 года московская резидентура и Отдел SE в Лэнгли практически перестали функционировать – им ничего не оставалось, как оплакивать потери и искать предателя в своих рядах. В результате дело Данилова и его таинственного источника отошло на второй план и было тихо забыто.
Сам Ник Данилов узнал об аресте советского ученого Адольфа Толкачева и высылке американского дипломата Пола Стомбау (он никогда раньше не слышал ни того ни другого имени) из официального советского заявления во время отдыха с Рут в Финляндии. По возвращении в Москву он получил еще один звонок от отца Романа, но накричал на него в трубку, чтобы тот больше ему не звонил. Ник не думал, что когда-либо вновь услышит это имя, пока четырнадцать месяцев спустя инцидент с загадочным конвертом не вырвался на первые страницы мировых СМИ, затянув вместе с Ником и моего отца.
* * *
Чтобы завершить тему, сейчас самое время объясниться с читателем-патриотом, негодующим по поводу того, что я пишу здесь с симпатией об «изменниках Родины». Не слишком ли это? Ведь даже сам Сахаров, будучи противником режима, не считал для себя возможным выдавать известные ему секреты. Не является ли предательство позорным поступком в любой системе и во все времена? Отвечаю: нет, не является, и здесь я с Андреем Дмитриевичем не согласен. Для иллюстрации предлагаю вспомнить еще одного агента-инициативника, Фрица Кольбе, сотрудника телеграфного отдела МИД Германии, который в 1942 году установил контакт с американцами и предложил им свои услуги. В течение следующих трех лет он передал американской разведке 1600 секретных документов, за что считается самым результативным шпионом Второй мировой войны.
«Я сделал это потому, что хотел ускорить конец войны, чтобы облегчить участь своих несчастных сограждан и прекратить страдания узников концлагерей, – объяснял свой поступок Кольбе. – Я не знаю, удалось ли мне это, но по крайней мере, это показало, что хоть кто-то в Германии пытался противостоять режиму».
Через шестьдесят лет тот самый германский МИД, который он когда-то предал, официально почтил его память, назвал национальным героем и установил мемориальную доску в честь Фрица Кольбе. Чем отличается Кольбе, скажем, от генерала ГРУ Дмитрия Полякова[55] – еще одного из проваленных в 1985-м году агентов, который за 20 лет продуктивной работы получил от американцев в вознаграждение электродрель и удочку, но отказался от долларов, сказав: «Я это сделал не для вас, а для России»?
В отличие от Германии, Россия так и не смогла изжить своих демонов, поэтому открытие мемориальных досок Полякову, Воронцову, Толкачеву, безвестному ракетчику Ника Данилова, диссиденту, выславшему материалы о свердловской аварии, и им подобным откладывается на длительный срок. Так пусть хоть я отдам им должное от имени благодарного человечества: да, возмущенный читатель, у тебя есть все основания для негодования: в СССР тоже были люди, которые пытались противостоять режиму, причем весьма успешно!
Мысли об ученом-инициативнике Ника Данилова не оставляли меня много лет. Что двигало этим человеком? Может быть, он, как я, выпускник примерно 1969 года, сходил с ума от сознания, что должен служить злобному монстру? Какие запрещенные книги он читал – может быть, какие-то из тех, что я засылал в Москву из Нью-Йорка? Как сложилась его судьба?
В мемуарах Ника Данилова он упоминается лишь вскользь. Его существование было впервые официально подтверждено в мемуарах 1993 года Джорджа Шульца – госсекретаря в администрации Рейгана. В 1989 году Джон Ле Карре, который, по-видимому, знал о нем из собственных источников, опубликовал роман «Русский дом», по которому был поставлен голливудский фильм. В нем советский физик-диссидент по прозвищу «Данте» тайно высылает из СССР блокнот с подробным описанием советского ракетно-ядерного комплекса. В качестве связника он использует британского туриста по имени Барли, которого играет Шон Коннери. По просьбе британской разведки Барли – Коннери возвращается в Москву, чтобы встретиться с Данте и задать несколько уточняющих вопросов. Под влиянием возвышенного идеализма Данте циник Барли претерпевает моральное очищение. Но Данте, увы, погибает после того, как его раскрывает КГБ.
Мой мысленный портрет загадочного инициативника был похож на Данте, блестяще сыгранного Клаус-Марией Брандауэром. Я представлял себе, как он был пойман и расстрелян, подобно Толкачеву и Воронцову. Вероятно, перед казнью его пытали. Я представлял,