– Так, мы определились с рисунком? – Брэйн сидит за столом, держит в руках планшет, и мы уже пару часов выбираем эскиз. Брэйн дорисовывает что-то, убирает, показывает мне работу на разных стадиях, а я не верю, что буквально через несколько часов на моем предплечье появится то, что скроет часть шрамов и сделает меня уникальной.

Брэйн рисует скрипку. Она увита цветами, будто бы живая, на ней капли искрящейся росы, а ноты кружатся вокруг маленькими облачками. Скрипка черная, с глянцевыми боками, очень похожа на настоящую. Ту, что мне вернул Мирослав.

– Всё, вот так! – вскрикиваю, когда эскиз кажется идеальным.

Мирослав выдыхает: «Ну, блин, наконец-то», а я смеюсь. Кажется, кто-то нервничает сильнее меня.

– Отлично, – улыбается Брэйн, и я вижу гордость в его глазах.

– Ты очень красиво рисуешь, – не устаю восхищаться, поглаживая глянцевый экран планшета, на котором яркими красками расцветает будущая татуировка.

Неужели я и правда решилась? Глазам своим не верю. До конца не поверю в это, пока не прочувствую в полной мере уколы иглы на коже. Интересно, если мне будет очень больно, я смогу сбежать?

– Пойдем, – Мирослав отвлекает от дурацких мыслей глубоким поцелуем, и это придает решимости. Но будь я проклята, если еще хоть раз поверю мужским словам!

– Ты говорил, что это не очень больно, – шиплю, когда Брэйн включает машинку, и тонкое острие раз за разом касается контура.

– Терпи, – смеется Мирослав, откровенно издеваясь. Ну, либо я ему приписываю демоническую сущность, страдая от боли, на которую сама подписалась. Дура.

Брэйн, как и обещал, делает все сам, и игла больно колет правую руку. Нанесение татуировки, ее покрас ощущается так остро, что хочется попеременно то рыдать, то смеяться, а то и вовсе в туалет. Периодически пищу, прошу перерыв, пью воду жадными глотками, а Мирослав рассказывает разные смешные истории, пока я прихожу в себя.

– Мирослав Овчинников, я ненавижу тебя! – выкрикиваю, на что Брэйн с Миром громко хохочут.

В студии, кроме меня, еще один клиент – прыщавый парень, едва переваливший за порог пубертата. Я смотрю на него в перерывах, он кажется таким расслабленным, словно вот-вот уснет, и на его фоне мои страхи – глупее не придумаешь. Если этот не видавший ничего в жизни юнец так спокоен, чего я нервничаю?!

– Черт, это больно, – бубню, кусая губы, и морщусь, когда машинка проходится по наиболее чувствительным местам. – Как вы выдержали столько татуировок? Вы сумасшедшие, точно вам говорю. Безумцы!

– Ты в этом сомневалась? – хитро щурится Мирослав и крепче сжимает мою ладонь. То ли боится, что врежу ему, то ли поддержать хочет.

– Нечего над бедной слабой девушкой насмехаться. Это неприлично. Ведите себя, как джентльмены! – притворно злюсь, и это помогает абстрагироваться от сильного дискомфорта.

– Это ты слабая девушка? – искренне удивляется Мир.

– Да чтоб я, да еще раз?! Да никогда!

Мир смеется, ему вторит Брэйн, а я показываю им язык.

– Она будто бы рожает, – утирает слезы смеха Брэйн.

– Видишь, как хорошо, что мы к тебе пришли, – усмехается Мирослав, глядя на громадного татуировщика, склонившегося над моей рукой. – Полька тебе еще не такие слова скажет во время родов. Она у тебя боевая.

– Придурок, – поводит могучими плечами Брэйн и пронзает Мира коротким сердитым взглядом. – Молчал бы лучше, а то без новых татуировок останешься. Ты ж не выдержишь, на коленях приползешь.

Парни беззлобно препираются, а я, кажется, научилась хоть немного, но мириться со страданиями. Мирослав периодически выходит покурить, и с каждым своим возвращением становится все задумчивее и мрачнее. Иногда поглядывает на меня так странно, будто не может на что-то решиться. Это меня тревожит, но на любые мои вопросы Мир отвечает с фальшивой беззаботностью.

У него что-то случилось. Или вот-вот случится, только он не хочет добавлять мне лишних проблем. Это очень на него похоже. И пусть я не наивная и прекрасно знаю, что каждый человек хранит в себе миллионы тайн, на которые имеет право, закрытость Мирослава в некоторых вопросах меня угнетает.

– Господи, неужели все закончилось?! – выдыхаю с облегчением и удовлетворенно откидываюсь на подголовник. – Вы, товарищ Брэйн, палачом, наверное, в прошлой жизни были.

Поднимаю руку, вглядываюсь в новый узор, еще воспаленный, красноватый, но уже дико красивый, и не могу сдержать возгласа радости.

– Божечки, это великолепно. Брэйн, ты великолепен! – где во мне столько смелости берется, чтобы такой открытой быть, восторженной? Но в студии «Dark light» я чувствую себя свободно и раскованно. Кем-то другим себя ощущаю, а еще мне очень симпатичен Брэйн. От него веет спокойствием и той самой мужской силой, на которую хочется полагаться. Кажется, доверься ему, и он никогда не подведет.

Брэйн смеется, наклеивая защитную пленку на мою свежую татуировку, проводит уходовый инструктаж, просит зайти к нему на неделе, выдает специальный крем и отпускает с миром.

– А деньги? Я принесла же, – бормочу растерянно. – Сколько с меня?

Брэйн отмахивается, говорит, что это мне подарок от него на долгую и счастливую память, потому что он добрый, и подмигивает мне.

– Но это же неправильно…

– Поверь, Арина. Это – правильно. Вот именно так и правильно.

В голосе появляется нажим, и я благодарю его от чистого сердца. Мир помогает мне одеться, всеми силами пытается оградить мою руку от трения грубой ткани пальто, и это трогательно и мило. Попрощавшись, выходим наконец на улицу, и ледяной ветер сносит с ног. Да будь ты проклят, сырой ноябрь. Когда ж ты кончишься уже? Кутаюсь в ворот, натягиваю на нос шарф, кривлюсь от слабой боли, еще оставшейся после сеанса, и мечтаю оказаться в тепле.

– Мир, может быть, в кафе сходим? Кофе попьем…

Мирослав улыбается, но как-то печально. Обхватывает мое лицо ладонями, целует в губы жарко и говорит:

– Прости, Ариша, не сегодня. Дела кое-какие.

– У тебя что-то случилось? – накрываю его холодные ладони своими, пытаюсь их согреть, а Мир отрицательно качает головой.

– Ничего такого, о чем тебе стоит волноваться. Зато потом я буду весь твой. Просто сегодня кое с чем покончу, и все.

Мне не нравится это «и все», но я не хочу давить. Я верю Мирославу, и даже мысли нет, что может меня обманывать и поехать сейчас, например, к другой девушке. И не в признаниях дело, просто Мир не такой. Он не будет вести двойную игру. Захочет бросить, так и скажет.

– Очень больно? – переводит тему, когда едем в сторону моего дома.

– Ты о тату? Уже не очень. Ноет только чуть-чуть.

– Ничего, пройдет. Зато какая красотища у тебя будет.

Я расплываюсь в улыбке, вспоминая эскиз и то, что получилось в итоге. Хочется раздеться, снять пленку и касаться скрипки, но у меня хватает мозгов не делать глупостей.