При мысли о том, что ей придётся заигрывать с существом другого вида, пусть даже симпатичным по местным меркам, воительницу передёргивало от отвращения.

Чарктон вздохнул – по-видимому, дела с «НОМАДом» были не очень.

– В этой реальности не существует таурания, – сказал молодой человек. – Попробую заменить на серебро, хоть и выйдет дороже.

Лем нахмурилась. «НОМАД» не собрать без нужных химических соединений, и тогда, каким бы перспективным ни был мир, для амбассадоров он будет бесполезным. Таураниевая фольга отвечала за нейроингибирование – подавление второй личности на время взлома. Без неё об использовании технологии не могло быть и речи – слишком рискованно и чревато раздвоением личности.

– Ты уж постарайся, Чар… Артём, – попросила Лем. – Это последний подходящий нам мир.

Всё было именно так. За почти триста лет варнийской интервенции джати посетили огромное количество разумных миров, но ни один кочевник не смог изменить ход истории. Владычица Лем продолжала посылать гонцов, но уже без особой веры, просто потому что так делали её мать и бабушка.

– Сделаю всё, что в моих силах, Владычица, – ответил Чарктон.

– Мне больше по душе, когда ты называешь меня «напарница», – игриво улыбнулась Лем.

– Так, всё понятно. – Чарктон поставил свой стакан на стол. – Решила на мне потренироваться?

Лукавая улыбка тотчас же сошла с лица девушки.

– Что, всё так плохо? – Лем занервничала и по привычке начала ковырять в зубах ножом. – Я вообще привлекательна по местным меркам?

– Да, когда не делаешь так. – Чарктон осторожно вынул из её рук нож. – Будь мягче. Не напирай. Местные мужчины любят завоевывать.

Лем с сомнением покосилась на Яна, мечтательно пережёвывающего бургер. Он не выглядел субтильным, но и на воина уж точно не походил. На родной планете джати такие существа, как он, обычно становились кормом высших каст вроде варнов. Но в этом мире – об этом ей рассказал Чарктон – разум был важнее, чем сила. А значит, и побеждать тоже надо было силой своего разума.

– Расскажи мне о нём, – попросила Лем.

Чарктон на пару минут задумался.

– В нём нет ничего примечательного. Вот вообще. Каждое вечер он покупает две сосиски, чтобы скормить их собаке, живущей в его дворе. С двух дня до девяти вечера пытается работать, но часто выходит на балкон покурить, а то и вовсе заваливается спать, уронив голову на клавиатуру – я купил бинокль и могу наблюдать за его окнами, – пояснил Чарктон. – Но дело не в этом.

– А в чём? – спросила Лем.

– Если верить теории о том, что все наши воплощения связаны, этот парень не так прост, как кажется. У него выдающиеся инкарнации. – Чарктон бросил на Монастырского взгляд, полный надежды.

Лем подалась вперёд, ожидая продолжения рассказа.

– Великий сыщик в одном из миров оранжевого коридора, пират с Пояса Минотавра, помнишь, тот самый, который доставил брату Джуббы кучу хлопот?

– Да ты что?! – удивилась Лем. – Его инкарнацией был сам пират Хаас-Мун?!

– Да, представь себе, – улыбнулся Чарктон. – Пилотировать звёздный крейсер – это тебе не книжонки писать.

Но Лем уже смотрела на Монастырского другими глазами. Она верила в то, что душа, даже расщеплённая на бесконечное количество частиц, остаётся целостной. В ней закодирована определённая миссия, которую должны реализовать все воплощения. Зачем? Вероятно, в этом и кроется ответ на извечный вопрос, в чём же состоит смысл жизни.

Ян Монастырский никогда не узнает о преступлениях, которые он раскрывал, или о том, как сражался с Космической лигой на астероидном поясе. Но его бунтарская природа, его стремление к свободе всегда останутся частью его личности, где бы и кем бы он ни был.

В этот момент «великий сыщик и пират» по неосторожности смахнул со стола пепельницу, и она со звоном разбилась об пол.

– Простите, пожалуйста, – с виноватой улыбкой сказал Ян официантке. – Сколько я должен вам за ущерб?

Та назвала цену, и Монастырский побледнел.

– Пятьсот рублей?! Это ж целых три сэндвича!

Писатель выглядел жалко. В последнее время ему и так приходилось сильно экономить, а тут ещё и эта чёртова пепельница!

– Конечно, я заплачу. – Ян достал из кармана бумажник. – Ничего не случится, если я немного похудею.

– Может, поможем парню? – шепнула Лем.

– Нет, мы не должны вмешиваться, – в тон ей отозвался Чарктон. – Ещё не время.

Заплатив за разбитую пепельницу, Ян Монастырский вышел из «МакСомнальдса» и грустно побрёл через парк в сторону дома.

– Ничего, приятель, скоро у тебя начнётся совсем иная жизнь, – сказал Чарктон, провожая взглядом сгорбленную фигурку писателя.

⁂

Попрощавшись с Чарктоном, Лем поспешила домой. Нужно было вернуть тело на место. Каждый раз, попадая в новое тело, воительница молилась, чтобы не возникло проблем. Чтобы её сознание вернулось в тело Владычицы джати, а взятая на время личность благополучно забыла о потерянных часах своей жизни. Это было опасно для психики обоих, но игра стоила свеч.

Лем знала, что иногда, очень редко, происходит сбой. Ингибированная личность оказывается сильнее и стремится вернуться в своё тело. Владычица слышала немало историй с печальным финалом, но никогда не думала, что подобное случится и с ней.

Но то, что произошло, было ещё хуже.

«Кто здесь? Что со мной!?» – встревоженный голос Анжелики раздался в голове Лем.

– Тише, тише, успокойся. Твоё тело в полном порядке. Я взяла его на время и скоро верну. – Лем старалась, чтобы её голос звучал спокойно, как её и учили.

«Кто ты?! Кто ты?! КТО ТЫ?»

Эта Анжелика была сильной, очень сильной. Её сознание уложило Лем на метафизические лопатки и теперь делало болевой на локоть. А если проще – Анжелика почти выталкивала сознание Лем из своей головы. Но Владычица уже зарубила на носу, что в этом мире правят разум и сухие доводы.

– Я – твоё воплощение из другой реальности, и сейчас мне нужно сделать очень важную для всего человечества работу, – спокойно произнесла Лем. – Давай договоримся: ты дашь мне ещё десять минут, и потом я…

«ПРОЧЬ! Выметайся!!!» Анжелика была непреклонна.

Нужно было возвращаться, пока ситуация не стала опасной. Если Анжелика проснётся в мире джати, её сознание не выдержит всего потока информации. Органы чувств человека не способны осмыслить даже пяти процентов того, что каждый день видят, слышат и осязают джати. Если Анжелика проснётся на Алиоте, это будет сравнимо с попаданием двухмерного человека в четырехмерное пространство. Окончательный и бесповоротный кирдык.

– Ладно. Твоя взяла. – Надо было хотя бы попытаться закончить разговор по-хорошему. – Я ухожу…