— Вот и хорошо, что не забыла! — ощетинился Валера. — Ты пятилетнего ребёнка в магазин отправила! Ты вообще чем думала?!

— Магазин же прямо во дворе, — виновато буркнула Марина.

— Во дворе! Да любая машина остановится, козявку за шкварник, она и пискнуть не успеет! Увезут ребёнка, дочку больше не увидишь!

— Меня? Увезут? — удивлённо спросила Оксанка, отрываясь от рисунка. — Я не хочу! Не надо меня увозить!

— Ладно. Я была неправа, — признала Марина. — Больше не буду.

— Смотри у меня! Ну, а насчёт переезда что? Зайка, переезжайте ко мне!

— Валер… Ну, в принципе, я не против.

— Наконец-то! Ты согласилась! — искренне обрадовался орангутанг.

Оксанка соскользнула с его колен и побежала в комнату. Что-то ей там срочно понадобилось.

— Хорошо, мы к тебе переедем, Валер. Но только не сейчас. Ты же видишь, что происходит с Дашкой. Сейчас я никак не могу бросить её здесь одну.

Мужчина тяжело вздохнул, задумчиво пошкрябал подбородок.

— Да, ты права. Дарья совсем приуныла, она такая несчастная. Это из-за Бонни? Так ведь уже сколько времени прошло.

— Почти три недели. Но ведь она ещё и с женихом рассталась, ты забыл? Всё один к одному.

— Бедная девочка, жаль её. Но из-за жениха совсем не стоит переживать. Если он такую девушку упустил, значит, он полный кретин.

— Так и есть. Алекс — кретин, я постоянно Даше об этом твердила, но она не верила. Этот гад ещё и наорал на неё напоследок, скотина.

— Наорал?

— Угу. Дашка потом весь вечер плакала.

— Ну и урод!

— Сегодня опять всю ночь ревела. Видно, никак не может забыть итальянца. Вот горюшко-то! Уже сердце из-за неё разрывается. Правильно говорят — не родись красивой, а родись счастливой.

— Давай я макароннику морду набью?

— Давай, — рассмеялась Марина. — А я ещё и ногой добавлю. Слетаем в Милан, найдём этого негодяя и наваляем ему по полной.

— Отличный план. Так. Мы должны поскорее привести Дашу в чувство, чтобы ты смогла со спокойной душой переехать ко мне. Свозить вас на шашлыки? Или могу на выходные забронировать номер в «Акватории», поедем вчетвером, там открытый бассейн с термальной водой. Хочешь? А давай, подгоню кого-нибудь из своих холостых друзей? Любой будет счастлив познакомиться с такой девушкой.

— Да у неё есть ухажёр, Матвей Николаевич. Они вместе работают, вернее, он крупный клиент. Дашкино рекламное агентство заключило с ним контракт.

— И?

— Мужик аж кипит, как ему Дашка нравится. И сам ничего — красивый, рослый, плечи широченные. Богатый! Вот бы Даша сейчас на Матвея Николаевича переключилась! Было бы славно.

— А она?

— А она страдает из-за этого идиота Алекса.

— Ну вот, — расстроился Валера. — Эх, женщины! Какие же вы глупые!

— Да. Есть немного, — улыбнулась Марина.

ДАША

Я вышла на крыльцо нашей офисной стекляшки и зажмурилась. Солнце сияло, припекало по-летнему. Пришлось снять плащ. Сегодня я не надела ничего из вещей, подаренных Алексом. Сразу вспоминаю, как мы ходили по дорогим магазинам, и бывший жених собственноручно выбирал мне одежду. А в отеле он залепил мне две пощёчины и толкнул так, что я улетела на пол.

Нет уж. Даже и смотреть на его подарки противно!

Собрала всё в пакеты и спрятала подальше в шкаф. Обойдусь без этой роскоши. Буду ходить в моих бюджетных вещичках.

Солнце золотилось в ясном голубом небе, сверкало так сильно, словно пыталось поднять мне настроение, внушить оптимизм. Но это нереально. Теперь ничто не сможет меня развеселить, я больше никогда не буду радоваться жизни. День и ночь думаю о том, как со мной поступил Матвей. Даже пощёчины Алекса не обидели так сильно, как равнодушие и пренебрежение Артемьева.

Этот мужчина вызвал во мне самые яркие чувства, какие только может испытать девушка, женщина… Добился моего прощения, приручил, подарил изумительные эмоции и ощущения. А потом безжалостно вычеркнул меня из своей жизни. Как будто для него я ноль, пустое место…

Если я сумею возненавидеть Артемьева, станет гораздо легче.

Но ничего не получается. Вместо ненависти — отчаянная жажда новой встречи, поцелуев, страсти… И бесконечная тоска. Ведь ничего этого больше не будет. Я — жалкая игрушка, которой уже наигрались.

*****

Чтобы срезать угол, пошла через паркинг. И увидела, как с улицы заезжает… чёрный «крузер» Артемьева. Медленно продвигается вдоль рядов автомобилей, останавливается…

Я тоже замерла, как вкопанная, и потеряла дар речи. Сердце бухало в груди, в висках бешено стучали молоточки, воздуха не хватало.

Дверь чёрного внедорожника распахнулась, и из него выскочил огромный молодой кавказец, привлекательный, но очень хмурый.

Кто это?!

Гора мышц устремилась ко мне, а я в страхе шарахнулась в сторону. Громила выглядел настолько устрашающе, что я приготовилась бежать. Остановило только то, что машина, всё же, была мне знакома, а ещё в последний момент через лобовое стекло автомобиля я разглядела водителя Матвея.

— Девушка, стойте, не убегайте! Не бойтесь меня! Вы — Даша?

— Д-да…

— Я — Рустам, помощник Матвея Николаевича. Нам надо поговорить.

— Вот как?

Парень подошёл ближе, я тут же испуганно отступила на шаг. Смотрела на черноволосого детину снизу вверх и сжималась от страха. Волновалась: что он мне сейчас скажет? Передаст какую-то информацию от своего босса? Неужели Матвей наконец-то обо мне вспомнил? Спустя двенадцать дней?

Надо же!

— Даша, мне рассказал о вас сын Матвея Николаевича, Вася.

— В смысле… Почему? Подождите… — растерялась я.

Вот этого совсем не ожидала! Внезапно горло сдавило ледяной перчаткой, дыхание остановилось. Если Вася рассказал обо мне… Значит… значит, сам Матвей говорить не может?! Так что ли?!

— Что с Матвеем Николаевичем? — едва не теряя сознание от ужаса, прошептала я. И умоляюще уставилась на громилу.

Господи… Что он сейчас скажет…

За секунду до того, как прозвучал ответ, миллион предположений, одно хуже другого, пронеслись в моей голове. Самое первое — Матвей разбился на машине. Насмерть.

Его больше нет.

От этой мысли я успела умереть. Провалилась в чёрную дыру и разлетелась на атомы, исчезла в космическом пространстве.

Всё мгновенно потеряло смысл. Если Матвея больше нет… то и меня тоже.

— Даша, Матвей Николаевич в больнице.

— Что… В больнице? — беспомощно пролепетала я. — Но он… жив, да?