— Нет.

— Понятно.

Он похлопал меня по ноге и ушел, а через несколько минут в палату вошли Делия и Сэм. Делия плакала, и когда она села, то держалась на безопасном расстоянии от меня, что сразу показалось мне странным. Сэм стоял в ногах моей кровати и выглядел самодовольным. Делия наконец заговорила:

— Почему, Купер?

Она назвала меня Купером. Почему она назвала меня Купером?

Я перевел взгляд с нее на Сэма и обратно. Мне не нравился такой оборот дела. Я перевернул листок бумаги и написал:

Она высморкалась. Кое-что стало до меня доходить, и я заметил, что Делия не носит обручальное кольцо, которое я ей подарил.

— Почему ты это сделал? — спросила она.

Я не мог отвести взгляд от ее руки без кольца.

— Что сделал? — с трудом выдавил я.

— Сэм хочет замять это дело. Чтобы это осталось между нами. Но хотя бы верни это.

Я пытался разогнать в своей голове туман. Снова начал писать каракули.

Она умоляюще посмотрела на Сэма, словно спрашивая: «Разреши мне попытаться уговорить его?» Он милостиво улыбнулся и понимающе похлопал ее по плечу.

— Все, что ты со своим другом забрал из его сейфа.

Значит, вот как он разыграл свои карты.

«Это он сказал тебе?» — написал я.

— Ты это отрицаешь?

Она указала на Сэма.

— Объясни ему, — она указала на меня. — Объясни хоть что-нибудь.

Я постарался писать быстрее.

Она посмотрела на Сэма, потом на меня.

— Восемьдесят тысяч наличными. И драгоценности Бернадетты.

Я никогда не играл в покер. На самом деле, я не люблю карты. Но лежа в кровати с торчащими из меня трубками, я осознал, что играю в покер с Сэмом, нравится мне это или нет, и что лишь секунды отделяют его от выигрыша. Я сердито нацарапал прописные буквы и показал листок Сэму:

Он вжился в роль сочувствующего и всепрощающего дядюшки.

— Куп, в будущем нас ждет много хорошего. Через пару месяцев ты будешь получать крупные авторские отчисления. — Он вел себя так, словно изо всех сил старался помочь мне быть понятым, забыть о прошлых обидах. — Некоторые из этих драгоценностей принадлежали бабушке Бернадетты. Она вывезла их из Германии еще до войны.

Если бы я мог встать с постели и стереть мерзкую ухмылку с его лица, то я бы сделал это.

Сэм гораздо лучше меня понимал одну вещь: ему нужно было лишь надавить на больное место Делии, вскрыть рану, нанесенную ее отцом. Если он разыграл перед ней карту «я единственный человек на свете, которому ты можешь доверять», она должна была восстать против меня. Ее опыт отношений с мужчинами убеждал ее в том, что она не может мне верить, и это много для нее значило. Если не считать того, что стратегия Сэма была для меня такой же болезненной, как физические муки, которые я испытывал, она была просто блестящей.

Я усваивал последствия этой второй истории. Сэм безупречно разыграл партию. Он рассказал репортерам одну историю, в которой он предстал любящим дядюшкой Уорбаксом, и в то же время смог продать миллионы записей. И за закрытыми дверями он рассказал Делии историю номер два. Обе истории сближали ее с ним и отдаляли ее от меня.

Я посмотрел в окно. Какая у меня есть защита? Что я могу сказать? Боль в боку усилилась. Даже если я смогу убедить ее, что Сэм лжет, какое будущее ее ожидает со мной? Наконец у меня в голове прояснилось, и я спросил себя: как будет лучше для нее?

Ответ мне не понравился.

Сэм помог Делии встать и похлопал меня по ноге.

— Бернадетта будет благодарна, если ты вернешь драгоценности. Все прощено и забыто. — Он обвел рукой больничную палату. — Все это за мой счет. Мы пригласили лучших врачей. О деньгах можешь не беспокоиться. — Он потянул Делию за руку: — Пойдем, Ди.

Он даже стал называть ее так, как называл ее только я. Она похлопала его по руке, продолжая удерживать его руку в своих ладонях и глядя на него:

— Можно я проведу минутку наедине с ним?

— Конечно, крошка. Я буду за дверью, если понадоблюсь.

Я знавал разные тяготы, но до сих пор со мной не случалось ничего подобного. Мне хотелось блевать.

Он ушел, а Делия встала в ногах моей кровати. По ее лицу текли слезы, руки были скрещены на груди. Тот самый холодный ветер. Безопасная дистанция. Наконец она покачала головой и прикрыла лицо ладонью, скорее размазав слезы, чем утерев их. Ее лицо говорило о страдании и предательстве. Правда была очевидна: я проиграл.

— Как?.. — выдавила она, но ее голос сломался, и последние слова донеслись до меня свистящим шепотом: — После всего, что он сделал…

Она пошарила в кармане, медленно положила на кровать обручальное кольцо и вышла в коридор. Запах духов «Коко Шанель» еще витал вокруг меня, когда вернулся Сэм.

Он встал рядом с кроватью, возвышаясь надо мной. Потом он наклонился ко мне и изогнул губы в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего.

— Я слышал, как ты играл, когда тебе было семнадцать лет и ты путешествовал с дурацким передвижным цирком твоего отца, и я действительно не слышал никого, кто умел бы так играть. Мы обхаживали тебя, пытались делать записи, даже прислали тебе «Фендер» с гравировкой твоего имени, но твой отец не захотел ничего слышать. Полтора года спустя я вышел из бара, где какой-то сопляк на перекрестке сорвал выступление моего клиента. Люди стали уходить из бара, чтобы послушать парнишку на улице. Тогда я подумал: «Давай посмотрим». И вот я увидел тебя. Ты играл на гитаре, прославившей твоего отца. На той самой краденой гитаре. Ты выглядел таким счастливым и таким влюбленным в Джимми, что я с радостью нанял парня, который отобрал у тебя инструмент. — Он хохотнул и покосился в угол комнаты. — Это один из моих любимых трофеев.

Он постучал себя по груди, и я услышал запах виски.

— Я тот, кто преуспевает в этом бизнесе. Не ты. Не твой талант и не твои мечты. Не твои ловкие пальчики. — Он снова рассмеялся. — Ты и впрямь думал, что я позволю тебе заполучить Делию?

Я хотел ответить, но мир вокруг меня вращался слишком быстро.

— Оставь адрес, чтобы мы знали, кому направить уведомление о нашей свадьбе. — Он встал и провел пальцами по внутренней стороне брючного ремня. — Ах да… — Он указал на Джимми. — Можешь сохранить это как сувенир на память.

Его слова прострелили меня больнее, чем его пуля. Он не просто хотел музыку Делии. Он хотел саму Делию.