Мысленно я уже строю новый институт судебной медицины, где мое видение виртопсии станет реальностью. Ключ к аутопсии будущего лежит в новых технических разработках, поскольку они уже повсеместно применяются в современной клинической медицине, а также в сетевой автоматизированной системе логистики. В моей пространственной концепции труп перевозят с одной станции на другую, из одного помещения в другое для тщательного внутреннего скрининга. И каждые 20–30 минут цикл проходит еще один умерший. То, что на первый взгляд может показаться некоторым людям странным, представляет собой идею точно рассчитанных по времени вскрытий в круглосуточном режиме, что, на мой взгляд, является не чем иным, как революцией в патологоанатомическом исследовании. Потому что таким образом получилось бы провести вскрытие фактически всех мертвых тел.

Я уже давно проповедую эту необходимость осматривать каждого умершего. Потому что я убежден, что человеческое достоинство требует выяснения того, что стало причиной чьей-либо смерти.

Сердечная недостаточность, синдром внезапной детской смерти, инсульт или просто старческая немощность? Когда кто-то лежит мертвым в постели и, кажется, будто он мирно спит, люди слишком часто склонны предполагать естественную смерть. Ребенок, мужчина или женщина могли быть задушены, убиты ударом или отравлены. Поэтому в каждом отдельном случае необходимо докопаться до настоящей причины смерти. И это именно то, на что способна виртопсия. Мы не упустили бы ничего, даже самых непостижимых страданий и прежде всего ни одной насильственной смерти. Ни одно убийство не останется нераскрытым, ни одному преступнику содеянное не сойдет с рук. Прекрасный новый – и безопасный! – мир.

Я приглашаю вас проследовать за мной в Институт виртопсии…

В первом помещении проводится внешний осмотр мертвого тела, при этом ведется видеозапись всех этапов осмотра, включая раздевание. Состояние одежды описывается и фотографируется, как и следы на теле. Эти следы фиксируются, и поверхность тела сканируется, так что все изменения также документируются в трехмерном виде.

Затем труп по рельсовой системе транспортируют в специальный кабинет с рентгеном и компьютерной томографией, где в первую очередь выявляют костные изменения, а также повреждения, инородные тела и скопления газов.

Следующее обследование – ангиография, то есть контрастное исследование кровеносных сосудов. Для этого в крупные кровеносные сосуды, артерии и вены в области паха вставляют трубки, чтобы затем под давлением ввести контрастное вещество. С помощью этого метода можно увидеть все тромбозы, эмболии и повреждения сосудов с внутренними и внешними кровотечениями.

Далее следует магнитно-резонансная томография, которая оптимально передает все изменения органов и мягких тканей в нескольких изображениях с различными уточнениями по требованию.

Далее труп отправляется в кабинет эндоскопии. Здесь тело просвечивают оптоволоконные системы, которые вводятся через рот или через кишечник, как при гастроскопии или колоноскопии. Это также позволяет исследовать и снимать изнутри грудную и брюшную полости. Для этого требуется соответствующий специалист, умеющий пользоваться эндоскопом. Также возможно и имеет смысл проведение сопутствующих внутренних и наружных ультразвуковых исследований.

Наконец, шестое помещение обставлено как современная операционная. Здесь используются тонкие ножи и ножницы, управляемые с компьютера, которые вводятся через небольшие проколы на поверхности тела, как при малоинвазивной хирургической процедуре. Этими хирургическими роботами руководит с экрана опытный специалист, производящий вскрытие. Образцы тканей могут быть взяты с тела для микроскопических и химико-токсикологических исследований.

Здесь также может производиться важное терапевтическое удаление тканей, например роговицы и мышц или сухожилий, которые впоследствии могут быть трансплантированы.

В последнем помещении труп проходит восстановление и очищение. Эти процессы осуществляются уважительно и в соответствии с профессиональными правилами.

Тем временем судмедэксперт, который направляет и контролирует все исследования, сидит в центральном техническом помещении, подобно пауку в паутине. Все данные также документируются и хранятся здесь. Следующий труп может пройти тот цикл, как только освободится первое помещение для наружного осмотра.

Кстати, еще есть интересная идея о том, что дальнейшими цепочками диагностической визуализации в центральных пунктах обследования, например в крупных клиниках или моргах, можно было бы управлять посредством дистанционной передачи данных без присутствия экспертов на месте. Таким образом, центральное управление можно было бы осуществлять и в отдаленных регионах.

Все технические условия для реализации моего видения виртопсии уже существуют. Я даже обсудил отдельные детали с различными медицинскими технологическими компаниями. Но многое еще предстоит сделать. Начиная с поиска подходящего здания и разрешения властей… Но, как только такое учреждение будет создано и начнет функционировать, оно будет словно магнит притягивать ученых со всего мира, а не только судебно-медицинских экспертов и патологоанатомов. Я также убежден, что подобный объект окупится с экономической точки зрения. Тем более что все необходимые методы уже существуют – взять хоть бы хирургию и кардиологию. Но пока не для мертвых. Мне непонятно, почему умершим отказывают в таком профессиональном обращении. В конечном счете это не только значительно повысило бы выявляемость фактов неестественной смерти, но также обеспечило бы проведение качественного контроля терапевтических мер и врачебных диагнозов, которые не смогли предотвратить смерть. Ошибки и проблемы в клинической медицине были бы обнаружены и исправлены, благодаря чему, безусловно, удалось бы спасти много человеческих жизней.

Послесловие

Что бы я сделал, если бы мог начать все сначала? Если бы снова столкнулся с проблемой выбора профессии? Все очевидно: я бы снова выбрал путь судебной медицины.

Порой я мечтаю опять начать работать судмедэкспертом, но уже имея сегодняшний профессиональный опыт и жизненную мудрость. Второй шанс, так сказать. Пройти путь еще раз, минуя препятствия, не ища обходных путей. И при этом действовать творчески и активно, исходя из сегодняшней позиции, с влиянием, связями и доверием, которые я приобрел за почти пять десятилетий. Имея за спиной экономические ресурсы для новых приобретений и новых проектов, а также сторонников в обществе и политике. Я хотел бы основать институт современной судебной медицины, в котором всех умерших в агломерации Гамбурга исследовали бы очень тщательно и в соответствии с социальным, этическим и юридическим консенсусом и в согласии с членами всех религиозных групп и различными нормами морали. В духе медицинского прогресса и в рамках повышения качества человеческой жизни. Это огромный вызов и в то же время не менее прекрасная возможность. Потому что мертвые могут дарить жизнь. Начиная уже с того, что они служат донорами органов и тканей для живых людей.

У смерти много лиц. Она скрывается в грохоте стихийного бедствия, в дорожно-транспортном происшествии, в смертоносной суматохе войны; смерть наступает от оружия, инфаркта, инсульта или вируса. И перед лицом смерти я, судебно-медицинский эксперт, переживаю опыт, сопряженный с риском.

Периодически я наталкиваюсь на новые границы. Их приходится сдвигать, сносить,