Девочки на работе заметили мое состояние. Я соврала, что Алистер бросил нас с Ниной, и, надо отдать им должное, они отнеслись к этому с пониманием. Поддержали. А Лиззи, заместитель директора по хозяйственной части, посоветовала мне взять отпуск на неделю. Я поблагодарила ее, но отказалась. Сидеть целый день дома в одиночестве, меньше чем в сотне футов от трупа мужа, невыносимо.

Всю оставшуюся энергию вкладываю в то, чтобы следить за состоянием Нины. Больше всего боюсь, что воспоминания о той страшной ночи вернутся к ней и хрупкое равновесие рухнет. Однако пока не видно ни признаков, ни предпосылок. Даже когда я соврала ей, что отец переехал, в ее глазах не мелькнуло и тени недоверия.

Зато теперь она изо всех сил пытается понять, что же заставило Алистера уйти и почему, несмотря на всю свою любовь, он не идет с ней на контакт. Злость и раздражение бедная девочка срывает на мне. А на ком же еще? Бесится по мелочам, хлопает дверьми, врубает музыку на полную катушку и отказывается помогать по дому. Я чувствую: это не обычные подростковые истерики, за ними стоит что-то гораздо более глубокое. Она недвусмысленно дает понять, что считает меня виноватой в уходе отца. Я не возражаю, не пытаюсь ее переубедить и терплю ее слезы и перепады настроения, потому что готова на все, лишь бы она не вспоминала ту кошмарную ночь.

Несмотря ни на что, стараюсь продолжать жить и работать. Когда становится совсем невмоготу, придумываю какую-нибудь отговорку, запираюсь в туалете и плачу. Вот и сейчас я сижу на крышке унитаза и рыдаю, обхватив себя руками, — жалкое подобие объятий, которые мне отчаянно нужны, но совершенно недоступны.

Оставаясь одна, я раз за разом проигрываю наш последний диалог с Алистером, случившийся за несколько мгновений до его смерти. Реакция Нины была неоспоримым доказательством того, что с ней произошло нечто травмирующее. Я вспоминаю выражение страха на его лице — так выглядит человек, пойманный с поличным. Снова и снова я спрашиваю себя, было ли его злодеяние единичным, или это продолжалось годами? Как я могла оказаться настолько доверчивой и невнимательной, чтобы пропустить все признаки приближающейся беды? Перебираю в памяти моменты нашей жизни, но не могу вспомнить ни единого раза, когда Алистер вел бы себя неподобающе. Он всегда был внимательным, любящим мужем и отцом, ни капли не похожим на насильника и педофила. С самого рождения окружал дочь заботой и любовью. Они вместе смотрели футбольные матчи по телику, подпевали пластинкам ABBA, пекли хлеб и ходили в кино на фильмы «Диснея». Порой я даже чувствовала себя третьей лишней, однако неизменно говорила себе, что Нине повезло: ее любят оба родителя, тогда как мне в детстве с трудом удавалось привлечь внимание хотя бы одного. Как она могла вспоминать о нем с обожанием после того, что он с ней сделал? Неужели ей пришлось разделить собственное сознание на две части, чтобы примириться с двумя версиями отца? И когда Нина услышала наш разговор той ночью возле ее спальни — не спровоцировало ли это ее раздробленную личность превратиться в яростную тень, которая казнила злодея?

Теперь единственное чувство, которое я испытываю к мужу, которого когда-то обожала, — лютая ненависть. Мне противно вспоминать о любви и близости, которые были между нами. Я сотру из памяти его черты, сохранившиеся в нашей дочери. Сотру его самого. Не буду скучать и горевать по нему, представлять, какой могла бы быть наша жизнь. Я переписываю нашу историю. Отныне всегда были и будем только мы с Ниной. И мне не жаль, что он мертв. Жаль лишь, что не я убила его.

Двадцать пять лет назад

У доктора Кинга в кабинете собрана обширная библиотека медицинских журналов и книг, среди них есть и старые фолианты в кожаных переплетах, и современные учебники, и подшивки «Ланцета»[25]. Там-то я и нахожу нужное.

Вызвалась поработать сегодня в вечернюю смену и, как только последний врач ушел домой, заперла за ним двери и закрыла жалюзи. Пробралась в кабинет доктора Кинга и начала поиски. Нужно знать, с чем имеешь дело.

Я не сказала Нине ни слова о том, что произошло в кошмарную ночь три месяца назад. Исчезновение Алистера объяснила его уходом, и она, кажется, поверила. Однако за эту ложь мне приходится платить нашими с ней отношениями. И я подозреваю: та часть ее мозга, где хранятся воспоминания о том, что сделал с ней Алистер, не может полностью их скрыть. Потому что она мстит мне сексуальной распущенностью. Мама одной из ее одноклассниц на прошлой неделе видела, как Нина и Сэффрон пили алкоголь в компании взрослых парней в парке. Я заметила засосы у нее на шее, но побоялась заводить разговор, чтобы не разбудить демонов в ее памяти.

Методично просматриваю все книги и журналы и тут же возвращаю их на место. Через несколько часов упорной работы, пролистав две трети библиотеки, наконец нащупываю возможный ответ. В книге, изданной в начале восьмидесятых, перечисляются все типы психологических расстройств, вместе с симптомами, возможными причинами, примерами из практики и методами лечения. Начинаю с первой страницы и вскоре обнаруживаю диагноз, очень напоминающий то, что происходит с Ниной.

«Диссоциативная фуга, — читаю я вслух. — Состояние возникает, когда человек теряет осознание собственной идентичности. Часто сопровождается внезапным переездом или путешествием. По прошествии некоторого времени человек с удивлением обнаруживает, что находится в незнакомом для себя месте, не зная, как и почему он туда попал. Своего рода амнезия. Часто встречается у людей, страдающих от диссоциативного расстройства личности[26]. Диссоциативная фуга носит защитный характер, поскольку дает возможность полностью отстраниться от проблем, вызванных психической травмой или невыносимой ситуацией вроде стихийного бедствия, конфликта, крайних форм насилия, бытового произвола или жестокого обращения, пережитого в детстве».

От последней фразы меня бросает в дрожь. «Жертвы пытаются физически и психологически отстраниться от среды, которую считают угрожающей или невыносимой. Диссоциативная фуга может длиться от нескольких часов до недель и даже месяцев. При выходе из этого состояния память о произошедшем стирается».

Делаю паузу, чтобы переварить прочитанное. Случай Нины полностью подпадает под описание.

«Состояние настолько исключительное, что в настоящее время не существует стандартного лечения», — резюмируется в статье. «Самая эффективная терапия — избавить человека от угрозы стрессовой ситуации, чтобы предотвратить рецидивы».

Делаю глубокий вдох. Есть два варианта. Отвезти Нину к профессионалу и усугубить травму, поскольку ее наверняка заставят восстановить подавленные воспоминания. Или оставить все как есть и впредь защищать мою малышку от стрессовых ситуаций. Недолго думая, выбираю второе. Нельзя, чтобы она открыла дверь, за которой остались домогательства отца и ее собственная холодная ярость. Не хочу снова видеть эти пустые глаза. Борьба будет нелегкой, тем более в разгар подросткового периода. С какими трудностями ей предстоит столкнуться во взрослой жизни, я не знаю и вряд ли смогу защищать ее всегда, но сейчас должна сделать все возможное. Чего бы мне это ни стоило, я не дам ей вспомнить прошлое, чтобы она не разрушила свое будущее.