Отныне моя жизнь в руках незнакомца, который пока еще даже не знает о моем существовании.

Я совсем продрогла, однако жар, сжигающий меня изнутри, не утихает. Крошечные капли мороси оседают на щеках и приминают прическу. Но я не ищу убежища. Просто стою и жду. Через несколько минут я буду готова.

К трехэтажному дому ведет по дуге посыпанная гравием дорожка. На ней припарковано с полдюжины машин. Думаю, когда-то этот особняк принадлежал одной семье, однако со временем его разделили на три отдельные квартиры, впрочем, весьма просторные и респектабельные. Ярко освещенные окна кажутся отсюда, из темноты, уютными и манящими. Из-за толстых каменных стен доносятся приглушенные звуки музыки. Сейчас начало девятого, и вечеринка, похоже, в самом разгаре.

Там празднуют шестидесятилетний юбилей. Массивные входные двери украшены яркими плакатами. Видно, как за окнами ходят люди в праздничных бумажных колпаках. Фары подъезжающего автомобиля освещают сад. Мне приходится отойти в сторону, чтобы дать ему припарковаться у газона. Из машины выходит взрослая пара с сыном. Я словно встречаюсь с параллельной реальностью, как в фильме «Осторожно, двери закрываются»[28]. Интересно, если б все сложилось иначе, могли бы мы с Джоном и Диланом вести такую же жизнь?

Делаю глубокий вдох и следую за ними. В руке болтается серебристый подарочный пакет. Сомневаюсь, что купленная в ближайшем супермаркете бутылка просекко[29] соответствует торжественности события, но отступать уже поздно.

Мне не терпится зайти внутрь и увидеть сына.

— Дилан, — произношу я вслух, и один звук его имени согревает меня и наполняет радостью.

Я окончательно решила, что больше не стану называть моего мальчика Бобби, несмотря на его просьбы. При рождении он получил иное имя, оно записано в свидетельстве. Меня не волнует, как его зовут остальные, потому что жизнь ему подарила я, а не они. И не та женщина, которая называет себя его матерью. Оставляю за собой право называть его как хочу, потому что он — мой сын.

Нет сомнений: именно она виновата в том, что мы не виделись с Диланом три недели. После того недоразумения за ужином наши встречи внезапно прекратились. Да и писать он стал реже. В автобусе по дороге сюда я залезла в телефон и пересчитала: на каждые шесть отправленных мной сообщений приходится в лучшем случае один ответ, больше похожий на отписку. Сначала я хотела сделать ему замечание, чтобы он знал, как это меня расстраивает, затем передумала. От долгой разлуки с ним я испытываю почти физическую боль. Плохо сплю, перестала ходить в бассейн и соблюдать диету, стала чаще злиться на Мэгги. Собственно, ради этого я сегодня сюда и приехала — чтобы разоблачить заговор и все исправить. Чтобы вернуть себе сына.

Пытаюсь представить, как отреагирует Дилан, когда увидит меня в своем доме. Уверена, он оценит мои старания. Меня, понятное дело, не приглашали, и я, как здравомыслящий человек, прекрасно понимаю, что мое появление станет для него неожиданностью. О вечеринке я узнала совершенно случайно, за несколько недель до нашей ссоры. Мы остановились на заправочной станции, Дилан пошел платить и застрял в длинной очереди в кассу, а я ждала в машине и читала в его телефоне почту, как это делает большинство заботливых родителей. Наткнулась на приглашение, отправленное другу, и сфотографировала его себе на телефон, чтобы потом в спокойной обстановке изучить.

Вернувшись домой, внимательно перечитала его и с возмущением заметила, насколько оно отличается от того, что обычно пишет мне Дилан. Куча эмодзи и два поцелуйчика в конце — больше похоже на флирт. «Загуглила» получателя, Ноа Бейли, и нашла в «Инстаграме» страничку красивого светловолосого парня. И чуть ли не на каждой второй фотографии он был запечатлен с моим Диланом. Сердце сжалось. Они явно в отношениях и даже отдыхали недавно вместе в Эдинбурге, о чем сын не потрудился мне рассказать.

Сперва я расстроилась из-за того, что появился еще один человек, который для Дилана важнее мамы — настоящей. Получается, мне нужно бороться за внимание сына не только с его фальшивой семьей, но и с этим юнцом… С еще одной помехой между нами. После ссоры я осознала, как стремительно теряю свои позиции. Промучившись несколько дней, поняла, что надо действовать, и написала этому Ноа в личку. Попросила его оставить Дилана в покое, потому что у него другие приоритеты в жизни. Ответа я не получила, зато на следующий день позвонил сын.

— Как ты могла? — рявкнул он. — Ты не имела права писать Ноа!

— Если б я этого не сделала, сколько бы мне еще пришлось ждать твоего звонка?

— У меня своя жизнь, Нина! Я пытаюсь до тебя это донести, а ты не слушаешь.

— Неправда! Я признаю́, что у тебя своя жизнь, но я слишком многое упустила и хочу наверстать. И ты не можешь — не должен! — мне в этом отказывать.

— Извини, но я тебе ничего не должен.

— Что ты имеешь в виду?

— По большому счету, ужасный поступок твоей мамы причинил боль лишь тебе — не мне. Я не пострадал. Извини, если это прозвучит грубо или даже жестоко — я не хочу тебя обидеть, — но ты должна понять: я готов впустить тебя в свою жизнь лишь при условии, что ты не будешь пытаться занять ее целиком. Если ты не способна уважать мою свободу и мои отношения, тебе нет в ней места.

От таких резких слов у меня перехватило дыхание.

— Давай поговорим об этом лично, — взмолилась я.

— Нет, Нина, не сейчас. Думаю, небольшая дистанция пойдет нам на пользу, — заявил Дилан и повесил трубку.

Я прижала телефон к груди и проплакала весь вечер, надеясь, что он осознает свою ошибку и перезвонит. Увы, не перезвонил. И на сообщения перестал отвечать…

Двери дома распахиваются, и навстречу семье, идущей передо мной, устремляется женщина с широко распростертыми объятиями. Она целует гостей в обе щеки и приглашает внутрь. Я делаю глубокий вдох и, проскальзывая вслед за ними, пока дверь не закрылась, спрашиваю:

— Лишнего местечка не найдется? — И, не давая ей возможности ответить, целу́ю в щеку. — Извини, опоздала. Выглядишь потрясающе.

— Спасибо, — вежливо отвечает женщина с плохо скрываемым недоумением. — Позволь взять твое пальто?

— Конечно, — киваю я.

Она поворачивается, чтобы идти в гардеробную.

— Где это оставить? — спрашиваю я вдогонку, показывая пакет с вином.

— Если хочешь вручить лично, поищи именинницу в оранжерее. Я видела ее там несколько минут назад в окружении одноклассниц.

Оранжерея! Красивое название для обычной теплицы. Сдержанно улыбаюсь и иду по коридору в ту сторону, откуда доносится музыка. Тревога, мучившая меня весь день, отступила, и это хороший знак. Он вселяет в меня уверенность, что я поступаю правильно.