У сборщика пошлины на заставе был такой странный выговор, что сэру Уильяму, чтобы с ним объясниться, пришлось говорить очень громко и медленно, помогая себе размашистыми жестами, от которых коляска раскачивалась на рессорах. Благополучно расплатившись, сэр Уильям велел трогать и пустился в рассуждения о том, что это признак истинной породы – уметь объясниться с простолюдинами, где бы они ни встретились, и что ему, по счастью, дарована особая к тому предрасположенность. Сара со своего места видела, как после их отъезда служитель сплюнул на землю и что-то пробормотал. Слов она не расслышала, но их смысл был ей совершенно ясен, хотя на породу и высокое происхождение она не претендовала.

Замелькали сады за частоколом, и она увидела на нем дрозда-рябинника, который пел, широко раскрыв клюв. Проехали по деревне, мимо уютных домиков под нависшими крышами и вскопанных, подготовленных под весенние посадки грядок. Сэр Уильям остановил экипаж у хорошенького, опрятного домика, чуть не втрое меньшего, чем дом в Лонгборне, с зеленой оградой, кустами лавра и садом, спускающимся к сельской улице. Тем временем в дверях появились мистер и миссис Коллинз и заспешили навстречу пассажирам.

Наконец гости и хозяева вошли в калитку, Сара шла следом с багажом. У парадного входа мистер Коллинз чуть задержался и отошел в сторону, пропуская ее вперед.

– Прекрасно, прекрасно… – Он помешкал, но так и не припомнил ее имени. – Дитя мое.

Домоправительница в доме приходского священника в Хансфорде напоминала Саре слепня: так же жужжала и могла ужалить в любую минуту. Она въедливо проверяла работу прислуги, придираясь к каждой мелочи. Все должно было быть идеально и даже лучше. Присев на корточки, она проверяла, хорошо ли отполирована столешница по всей длине. Свесив голову набок, как курица, заглядывала в начищенные котлы, дотошно осматривала бокалы, поднося каждый к свету. Неудивительно, что служанка Коллинзов, робкая тихоня, постоянно пребывала в хлопотах. В первый день Сара попыталась завести с ней в судомойне разговор, пока они вместе чистили медную и латунную посуду. Девушка уставилась на нее, замерла, приоткрыв рот, – в одной руке тряпица, в другой баночка чистящей смеси из соли, муки и уксуса. Потом девица, вздрогнув, осознала, что отвлеклась от работы, и принялась скрести медный чайник так яростно, будто решила протереть в нем дыру. Сара, пожав плечами, зачерпнула смеси и продолжила работу. Девушку она больше не тревожила, но ей было непонятно, к чему вся эта суета. Мистер Коллинз снисходителен, миссис Коллинз отличается здравомыслием, так почему же вся хансфордская прислуга живет как на бочке с порохом? Можно было подумать, что хозяева у них просто невообразимо взыскательные.

Но через несколько дней в дом явилась с визитом леди Кэтрин де Бёр. Патронесса хозяина, прошептала служанка, многозначительно округляя глаза. Она поспешно присела в глубоком реверансе, сделала реверанс и Сара. Из-под опущенных ресниц она разглядела величественную даму, что медленно проплывала мимо, меряя каждую из девушек с головы до ног оценивающим взглядом.

Леди Кэтрин рыскала по всему дому. Вскарабкалась по лестнице наверх, пооткрывала шкафы. Подняла вазу с каминной полки, чтобы убедиться, не осталось ли отпечатка – иным способом было бы невозможно обнаружить пыль ввиду ее почти полного отсутствия. Взяла в руки и рассмотрела рукоделие миссис Коллинз и заметила, что лучше бы той заняться плетением кружев, а не тратить время на вышивание гладью. Затем она соблаговолила принять приглашение к завтраку, и все поспешно бросились на кухню. В прошлый раз, когда леди Кэтрин пила чай, она сочла заварку слишком крепкой – и прислугу обвинили в расточительстве.

В этот раз настой чайных листьев коснулся губ леди Кэтрин, не вызвав комментариев, и экономка, пребывавшая в тревоге, облегченно вздохнула и тут же густо покраснела. Всем собравшимся, впрочем, пришлось выслушать мнение леди Кэтрин относительно состояния салфетки на подносе; служанка при этом еще сильнее вжала голову в плечи и поспешила заняться другими делами, лишь бы не попадаться на глаза, пока не остынет жгучий стыд и не пройдет обида: «Если ваша горничная даже пятна на тряпке не способна отстирать, стоит найти ей замену».

Спустя две недели, вскоре после отъезда сэра Уильяма домой, в Лукас-Лодж, резали свинью. Мистер Коллинз, скрестив на груди руки, наблюдал, как животное упиралось и визжало, подергивалось, истекая кровью, и, наконец, затихло и замерло.

– Превосходная свинья, беркширской породы. Была. Лучшая в графстве, я полагаю. Славная, жирная.

Сара отнесла ведро крови на кухню. Туда же, перевернув вверх копытцами, притащили и свиную тушу для разделки. Нелегкую работу по разделке взял на себя слуга. Экономка срезала сало и побросала его в корыто. Ногой она слегка отодвинула его от себя:

– Ну что, мисс Сара, возьметесь за это?

Сара непонимающе посмотрела на нее.

– Вы знаете, как делается мыло, я полагаю? У вас есть мыло, в вашем Хартфордшире?

– Где щелок?

– На своем месте.

В судомойне Сара старой битой чашкой отмерила щелок и вылила в воду. Развела огонь под котлом и поставила сало растапливаться. То ли запах булькающего месива уже немного выветрился, то ли Сара просто принюхалась, но он почти не напоминал аромат воскресного жаркого, слишком долго простоявшего в тепле. Ковшом отлив немного жидкого жира, девушка зачерпнула пригоршню лаванды и засунула в карман передника. Все годы, помогая миссис Хилл, она не переставала поражаться тому, что мыло, залог чистоты, такое мерзкое при варке! Сара обрывала со стеблей засушенной, потерявшей цвет лаванды цветочные почки и бросала их в остывающую кашицу.

Мыло разлили по формам, формы завернули в тряпье и целой связкой упрятали в буфет, где ему предстояло доходить. Сара, щурясь, вышла во двор. Гнедая лошадь чесала шею о косяк конюшенной двери. Над черепичной крышей виднелись верхушки кленов и белая птица, парящая в синеве. Сара провожала ее взглядом, любуясь, как та проносится над обширным лоскутным одеялом полей, рощ и перелесков, уходя прочь за его пределы: к морю.

Море… Элизабет говорила, что отсюда до него ближе – а вдруг ей удастся разглядеть его, ну хоть одним глазком? Какой смысл вообще был ехать в Кент, если она ничего здесь не увидит, кроме внутренностей свиньи и дома Коллинзов?

Сорвав передник, Сара незаметно выскользнула в калитку. Она со всех ног устремилась вниз по сельской улице, пронеслась мимо стайки кур-бентамок, что рылись на дороге в поисках зерен, мимо обнаженных еще розовых кустов в чьем-то саду, мимо женщины, которая вышла из своего дома и, сложив на животе руки, посмотрела ей вслед.

Дома окончились, живые изгороди, усыпанные зеленеющими почками, становились выше. Сара вскарабкалась на самую высокую ступеньку лестницы-перелаза, чтобы заглянуть как можно дальше и увидеть, что же там, вдали. Перед ней расстилалось вспаханное глинистое поле, расцвеченное первыми всходами. Там и сям в небо поднимался дымок от труб, виднелись шпили колоколен, крытые черепицей крыши амбаров и зелень, зелень волнами до самого горизонта. Но моря она так и не увидела.