– Сейчас начнут обрывать телефон. Отсылайте репортеров к Джейсону из фирмы по связям с общественностью. Пусть для разнообразия заработает денег.

– Да, сэр. Немедленно этим займусь.

– Я не отвечаю ни на какие звонки. Пусть даже Папа Римский будет на линии.

«Он явно тебе не позвонит», – подумала Эстер.

Грег Гэннон пошел сторону своего кабинета, но потом остановился.

– Но если позвонит Артур Сэлинг, сразу соедините. У меня назначена с ним встреча на сегодня.

Эстер сглотнула.

– Конечно, мистер Гэннон.

– Хорошо. – Грег на несколько шагов отошел от стола Эстер, но потом вновь остановился. – Минутку, – сказал он. – Разве у нас не запланирована встреча с группой из больницы Гринвич-Виллидж на завтрашнее утро?

– Да, на одиннадцать часов.

– Отмените ее.

– Мистер Гэннон, если позволите мне высказать свое мнение, это не очень хорошая мысль. Они весьма удручены тем, что обещанный им фондом грант не прошел. Думаю, вам просто необходимо встретиться с ними и каким-то образом обнадежить.

В противном случае, если они привлекут прессу, может получиться очень некрасиво. А вам сейчас совершенно не нужно, чтобы на вас давили.

Грег Гэннон заколебался, потом сказал:

– Вы правы, как всегда, Эстер. Напомните Хэдли и Лэнгдону, чтобы были здесь. Понятно, что моего брата не будет.

– Вы сами скажете миссис Гэннон или напомнить мне, сэр?

Эстер с удивлением увидела, что лицо Грега Гэннона потемнело от гнева.

– Миссис Гэннон очень занята на этих днях, – отрывисто произнес он. – Сомневаюсь, что она придет.

«О господи, – подумала Эстер, глядя, как Грег широкими шагами идет к себе в кабинет. – Может быть, слух о том, что у Памелы завелся любовник, имеет под собой почву и теперь Грег узнал об этом? Интересно, и кто же этот парень?»

Если это действительно правда, то Памела не будет больше ездить к «Картье». Она будет покупать ювелирные изделия в дисконтном магазине.

После совместного обеда с Дугом Лэнгдоном в «Сент-Реджис» оставшуюся часть уик-энда Клейтон Хэдли пребывал едва ли не в паническом состоянии. Буквально каждую минуту бодрствования его преследовало воспоминание о том, как он держал подушку над лицом Оливии Морроу. «Как я позволил себя в это вовлечь? – в смятении недоумевал он. – У меня была хорошая практика. Мне прилично платили за работу в фонде. Я фактически направлял деньги из фонда на исследования в области кардиологии. Если кто-то станет расследовать, куда в действительности ушли деньги фонда, этот факт точно всплывет…»

Пока деньги от патентов Алекса Гэннона продолжали поступать, Хэдли было несложно организовывать дутые исследовательские центры, представляющие собой взятые в аренду помещения с единственным так называемым лаборантом. Дуг Лэнгдон помог ему начать это дело, и теперь на счете Клея в швейцарском банке скопилось целое состояние.

«Если меня обвинят в убийстве, очень мне это поможет!»

Что касается Лэнгдона, за последние десять лет, с тех пор как вошел в правление фонда, он вкладывал небольшие средства в дельные проекты в области психического здоровья и тоже перечислял кучу денег в плохо оборудованные клиники. С черного хода этих учреждений деньги текли прямо в карманы Дуга.

«Гэнноны забывчивы, – думал Клей. – Они соглашались на все, что предлагал Дуг или я. Они были слишком заняты вычерпыванием денег фонда для удовлетворения собственных экстравагантных потребностей. Поэтому автоматически поддерживали все наши инициативы».

Когда восемь лет назад Дуг познакомил Грега с Памелой, Грег без памяти влюбился в нее, развелся с женой, женился на Памеле и включил ее в состав правления. Вот уже восемь лет Памела играла на Манхэттене роль Леди Щедрость. Когда Грег не мог присутствовать на каком-то из этих тоскливых ужинов в честь организаторов фонда, предоставивших грант, то все благодарности выпадали на долю Памелы.

«С тех пор как Грег женился на Памеле, его расходы вышли из-под контроля, – с раздражением думал Клей. – А в последние пять лет Питер не переставая бахвалится о грантах на свои внебродвейские постановки, при этом без конца вкладывая средства фонда в собственные провальные мюзиклы».

Все эти мысли одолевали Клея, когда он сидел в своей комфортабельной квартире на Греймерси-Парк, пытаясь читать газеты. Как и Дуг, он уже много лет был в разводе и, желанный гость в обществе, никогда не испытывал недостатка в женской компании. Его вежливое обхождение, а также умение вести светский разговор делали из него незаменимого человека, какого всегда пытается найти хозяйка дома. В отличие от Дуга, всегда появляющегося в сопровождении разных и очень привлекательных женщин, Клей находил свой нынешний статус вполне приемлемым. Иногда он усмехался над тем, что ему понадобилось пятьдесят лет, чтобы понять: он – одиночка.

«А Оливия Морроу… И у меня еще хватает наглости скучать по ней! Мы с Оливией были друзьями. Она мне доверяла. Сколько раз на протяжении многих лет мы ужинали вместе или ходили в театр! Я знал ее целую вечность. Ее мать, Регина, была моей пациенткой. Мне жаль, что ее мать рассказала нам о внучке Алекса и дала Оливии ту папку. Если бы только Оливия похоронила ее вместе с матерью… Если бы только! Но какой от этого был бы прок?»

Но уничтожила ли Оливия в конце концов эту папку? Хэдли был почти уверен в этом. В квартире ее не было, а банковский сейф Оливии для хранения ценностей не открывался много лет. Если бы во вторник вечером ей не позвонила Моника Фаррел, то после смерти старой женщины все было бы кончено. Вместо этого Оливия восприняла звонок от внучки Кэтрин как послание от самой Кэтрин.

Теперь, когда во всех газетах пишут о Питере, вероятно, к фонду будет привлечено всеобщее внимание. Если начнут раскапывать финансовые дела, все пропало. Лэнгдон, похоже, считал, что Грег сумеет подправить документацию, чтобы обосновать необходимость закрытия фонда вследствие нынешней экономической обстановки и некоторых неоправданных инвестиций. «Дуг считает, что много вопросов задавать не будут. Но я совершенно не уверен, что все произойдет именно так. Думаю, что сошлюсь на больное сердце, закрою практику и уеду из страны».

Приняв решение, Клейтон Хэдли почувствовал облегчение. В семь часов он послал за ужином из ресторана, расположенного в их доме. Как всегда, с аппетитом поел, после чего ему удалось отрешиться от образа Оливии Морроу и крепко заснуть.

В понедельник утром он, как обычно, прибыл в свой офис в половине десятого. Секретарша доложила, что ему звонила некая Софи Рутковски и что она перезвонит через пятнадцать минут.

«Софи Рутковски, – удивился Клей. – Кто это? О, я знаю, уборщица Оливии. По завещанию ей оставлено пять тысяч долларов. Она, вероятно, в курсе и хочет получить деньги».

Но Софи звонила не по поводу денег.