после появления на свет одиннадцатого ребенка, в 1823 году. Это поражало воображение.

— Разве может быть что-то чудеснее? Этот запах малыша, эти прелестные ушки! — Я поняла, что кратчайший путь к ее расположению лежит через обсуждение детей. — Но как же вы себя чувствуете, мадам? Столько раз разрешаться от бремени должно быть нелегко.

Я коснулась бугорка на плече (который уже почти не прощупывался) в том месте, где мне ввели гормональный имплант, и подумала о том, что возможность не беспокоиться о нежелательной беременности — это не просто гарантия безопасности и удобства, это непреодолимый барьер между мной и женщинами 1815 года. От этого осознания мне стало грустно, несмотря на то что у самой меня не было ни малейшего желания заводить детей.

— Лучше некуда, благодарю вас. Я замечательно себя чувствую. Дело уже привычное.

— Есть ли у вас кормилица, или… — Я запнулась, думая, как бы поделикатнее выразиться. — В Вест-Индии это принято… Но какова традиция нынче в Англии? Мне ужасно интересно.

Она распахнула глаза, но ответила без промедления:

— Разумеется. Я кормлю его сама. Во времена наших родителей все было иначе, но передать свою дорогую кровиночку какой-то чужой… женщине с неведомо каким нравом… это немыслимо. — Она пристально посмотрела на меня. — Но мне не следует обсуждать подобное с незамужней леди, мисс Рейвенсвуд. Простите меня.

— Но ведь я сама подняла эту тему, мадам. Стало быть, это вы должны меня простить.

— Но, возможно, вы и сами вскоре выйдете замуж, — мечтательно добавила миссис Фрэнк Остен, и я метнула в нее пытливый взгляд, гадая, было это просто добрым пожеланием или она о чем-то прознала.

Неужели Генри настолько болтлив? Или это его сестра? До чего же неловко будет, когда я в конце концов отвечу ему отказом. Я мысленно вернулась к идее долгой помолвки. Вчера я планировала всерьез обсудить ее с Лиамом: как все провернуть, если мы все-таки решимся на этот вариант, и какие возможности подобраться поближе к сестрам и сделать то, ради чего мы сюда явились, это нам откроет. Но наш разговор быстро свернул совсем не туда, куда следовало бы. Я перебрала в уме всю цепочку событий и снова подумала, что дело, возможно, было в чувственной ревности — Лиам ревновал меня к Генри. Но ведь это же невозможно. Вчера вечером я сама домогалась его, и… Хватит мне об этом думать.

— Стало быть, вы выросли на островах? Капитан Остен говорит, что это красивейшие земли, но нравы там варварские.

— Он прав, — сказала я, и мы завели беседу о Ямайке.

В гостиной я узнала, что Лиам после обеда нанес визит Кассандре и успел познакомиться с Мартой Ллойд и миссис Остен; он представил их мне с плохо скрываемым торжеством. Выяснилось, что Джейн во время нашего последнего визита на Ханс-плейс передала ему письмо для Кассандры и он прогулялся до ее коттеджа, хоть и знал, что тем же вечером встретится с ней за ужином. То, что между часом его прибытия в Чотон и визитом к ней прошло совсем немного времени, и то, что он оказал ей такую честь, несмотря на снегопад и разницу в статусе между состоятельным джентльменом и малоимущей старой девой, — все это было проявлением чрезвычайной почтительности и весьма в духе мистера Найтли[34].

— Почему ты не сказал, что собираешься туда, Уильям? — возмутилась я с притворным негодованием, которое вовсе не было притворным. — Я бы с большой радостью присоединилась к тебе. — То, что я осталась дома, характеризовало меня — на контрасте с ним — сухой, ленивой и равнодушной по отношению к людям, расположения которых мне следовало добиваться.

— Эта мысль посетила меня лишь после обеда, и я не знал, как найти тебя в этом необъятном доме, — сказал он, насмешив Марту Ллойд.

Глаза у нее были темные и выразительные; они смерили меня проницательным взглядом из-под кружевного чепца старой девы.

— А служанку с запиской, разумеется, послать было некому, — парировала я.

— Слуги в Чотон-хаусе способны наводить ужас, — сухо заметила Марта. — Не стоит удивляться, что ваш брат не осмелился побеспокоить их в свой первый же день здесь.

— Клевещете на мою прислугу, мисс Ллойд? — спросил Эдвард Найт, тотчас возникший рядом. Он разрумянился пуще обычного, вид у него был веселый и расслабленный — господин загородного поместья в привычной ему стихии. — Не вселяйте в мисс Рейвенсвуд столь абсурдные мысли. Вдруг она не разделяет ваше чувство юмора и воспримет вас всерьез?

— Она рискует околеть от здешнего холода, прежде чем наберется отваги позвонить и попросить, чтобы развели огонь, — пробурчала Марта, и Эдвард рассмеялся, а затем обратился к Лиаму.

— Доктор Рейвенсвуд, — сказал он негромко, — могу я отвлечь вас на минуточку? Дело в том… — Больше я ничего не услышала: Эдвард взял Лиама под руку и увел в сторону, оставив меня в кругу Кассандры, Марты и пожилой миссис Остен, которая рассматривала меня с таким неприкрытым любопытством, что это граничило с грубостью.

— Стало быть, вы познакомились с нашим дорогим Генри в Лондоне? — Речь ее звучала не так, как у ее детей, — произношение было аристократичным, старомодным. Согбенная, но рослая, она сохранила стать, несмотря на почти полное отсутствие зубов, и живость, не вязавшуюся с ее возрастом. — Сожалею, что вам пришлось жить в Лондоне. Право, не могу вообразить, каково это — оказаться в таком бедламе, не имея возможности исполнить долг ни перед Богом, ни перед людьми. Не представляю, как Генри это сносит. Но он часто сюда наезжает — у него еще один банк в Альтоне.

Я кивнула.

— Ваш брат сказал, что после недавних приступов его здоровье идет на лад. Ему можно верить?

— Он доктор, мадам, — ответила я, дивясь ее прямолинейности. — Вам следует ему верить. А как ваше здоровье?

— Мне семьдесят семь, знаете ли, посему я не жду от жизни многого. Полагаю, смерть позабыла обо мне. Не знаю, что и думать.

— Потрясающе. В вашей семье много долгожителей?

— В роду Ли любят жизнь и не торопятся из нее уходить. — Она взглянула на меня с интересом. — Простите старуху, как, говорите, ваше имя?

— Рейвенсвуд, мадам.

— Необычное. Не уверена, что слышала такое. Как звали вашу матушку?

— Мэсси, из дербиширских Мэсси.

— Не слыхала о таких. Они — родня тем, что живут в Норфолке?

— Вероятно, дальняя.

— А тем, что в Суссексе?

— Нет, полагаю, что нет.

Это была кошмарная версия еврейской игры в «угадай, где у меня есть родня» — за вычетом забавного ощущения взаимосвязи, которое обычно ее сопровождает. Я затаила дыхание: вид у миссис Остен стал озабоченный.

— Так и откуда же вы родом? Уж явно не из Лондона.

— Доктор и его сестра родом с Ямайки, мама, — сказала Кассандра, наблюдавшая за нами с хмурым видом. — Они там знались с Хэмпсонами.

— А-а. Хэмпсоны.

Я выдохнула, впечатленная тем, что