Безоблачная темная подложка небес была испещрена серебристой шрапнелью звезд, и, взглянув вверх, Кэтрин на миг почувствовала себя повисшей в какой-то пустоте — быть может, высоко в горах, на вершине, открытой всем ветрам. Похожее небо она когда-то видела на севере Испании. Незнакомое и безграничное настолько, что немного страшно. И еще — напоминающее о собственной ничтожности и беспомощности. Ведь наверху одни только вакуум, мрак и неизвестность на многие-многие парсеки.

Как и в ту первую ночь в спальне Красного Дома, Кэтрин отвела взгляд от небес, от греха подальше. Она уселась подле машины, нервно наблюдая издалека за деревней. Ледяные щупальца ветра забирались ей под тонкое белое платье. Лихорадочно пытаясь придумать план побега, она то и дело содрогалась. Именно это ей оставалось — побег. Иначе начавшийся в гостевом доме в Грин-Уиллоу кукольный кошмар никогда не закончится.

Не имея другой альтернативы, Кэтрин обогнула столб и пошла в деревню.

Вскоре впереди замаячили большие шляпы на головах неизвестных. Людей было не так уж много. Гости застывали на некоторое время в квадратах света от окон домов — и затем возобновляли движение. Было в их движениях нечто жеманно-танцевальное — и, быть может, всему виной были лишь ночная тьма и нервное напряжение, но Кэтрин казалось, что рост идущих как-то подозрительно мал для взрослых. Неужели — дети? Шаловливые ребятишки, выбежавшие из домов поиграть на свежем воздухе…

Кэтрин шла, проклиная свое слишком выделяющееся белое одеяние. Замирая у окон, гости явно рассматривали ее. Где Эдит, Мод, Майк, Тара — все те, кого можно считать уже изведанной напастью? Желание выбраться отсюда было сильным, но Майка все-таки нужно было найти и предупредить, на случай, если все жуткие подозрения о наследии Мэйсонов и похищении детей не беспочвенны. А вот Тара пусть горит в аду.

Интересно, сможет ли она преодолеть боль и гнев при встрече с ним? Придется. Майк ведь прибыл сюда на машине. На машине Тары, так как у него прав не было. Чтобы отсюда выбраться, ей придется найти Майка и ту тварь, что приволоклась за ним. Машина Тары наверняка припаркована на той дороге, что подпирала Магбар-Вуд с другого конца главной деревенской улицы.

Кэтрин напомнила себе, что физической угрозы от Мод и Эдит никакой — коварные старухи подпоили ее, но на большее способны явно не были. Но кто знает, вдруг у них были союзники?

Знать бы наверняка. Ей вспомнился худощавый пчеловод, помахавший рукой из сада, когда она стояла у окна. Вдруг чьи-то дети до сих пор прислуживают им?

Да, кстати… Что случилось с детьми, жившими в Красном Доме ранее, когда все они выросли?

Следовало отъехать отсюда на порядочное расстояние, поймать сносный телефонный сигнал и позвонить в полицию. И пусть ей поначалу не поверят, пусть история ее будет казаться такой же абсурдной, каковым казался ей весь Красный Дом. Что бы ни случилось в особняке в прошлом, теперь дело за властями.

Минуя очередную группку людей, идущих на смотр, Кэтрин нервно улыбнулась двум пожилым — в этом она была уверена — людям. Конечно, дети не шатались бы здесь безо всякого присмотра в столь поздний час. Гости казались ей маленькими, но они были дряхлыми и иссушенными временем стариками… Хотя две словно подпрыгивающие фигуры, шедшие мимо горящего по левую руку от Кэтрин окна в ногу с ней, внушали некое беспокойство. Что-то в их повадках было звериное, эти особенности не в силах был скрыть даже сумрак. Улыбка, обращенная к ним, вышла неискренней, вымученной — так улыбаешься, заслышав неудачный каламбур.

На перекрестке Кэтрин взглянула на силуэты церкви и пристройки. Дома дальней гряды она не различала — да и те, что были ближе к ней, заявляли о себе лишь проблесками грязно-белой кладки да медовым свечением из-за покрывшихся известью сеток на окнах. В дверных проемах царила темнота.

Две женщины, пошатываясь, прошли мимо нее — их лица были сокрыты не то вуалями, не то масками. Может, грим? Кожа не могла быть настолько бледной без каких-либо прикрас.

Сама того не осознав, Кэтрин очутилась в центре толпы — и почувствовала себя зверем, над которым кружатся прекрасно осведомленные о его серьезной ране стервятники. Конечно, от этих сутулых стариков большого вреда не жди… Но все-таки, что их сюда привлекло? Чем был вызван тот призрак ажиотажа, что прошел по их безмолвным рядам? Ведь никаких типичных атрибутов карнавала — палаток с сувенирами, угощений на вынос — здесь не было. Как и Майка, которого она продолжала безутешно высматривать впереди. Стальные острия тросточек постукивали по земле, толпа ускорялась, будто не желая пропустить что-то впереди, некое зрелище или уличное действо. Когда она остановилась, потрясенно озираясь, трое гостей за ее спиной тоже встали — и, вне всяких сомнений, о чем-то зашептались. Поняв, что ждать ее придется, возможно, долго, они попросту обогнули Кэтрин, сверкнув в сиянии окна высокими воротниками и плиссированными юбками в пол, итонскими фраками с «ласточкиными хвостами»[16] и короткими вязаными накидками… Нарядами, что вышли из моды сто лет назад.

Их узорчатые вуали скрывали не лица, а маски, или белые пятна сценического грима. Их окутывал густой запах лаванды — запах, не способный перебить камфору и затхлый дух одежды, вечность провалявшейся в сыром подвале.

— Эй! — окликнула Кэтрин идущих. — Постойте! Я ищу…

Ее проигнорировали. Кто-то позади тихо хихикнул.

Вы еще смеетесь? В зеркало бы глянули! Над собой смеяться надо!

В конце улицы замаячил еще один полосатый столб, блокирующий подходы к деревне. Кэтрин захотелось закричать во всю мощь легких. За этой наспех устроенной оградой царила тьма, не прореженная ни деревьями, ни живой изгородью, ни видом посеребренных луной полей. Мир будто уперся в великое Ничто, достиг самого края. Если там, за столбом, и была машина, привезшая Майка и Тару в Магбар-Вуд, ее попросту не было видно.

Ее внимание переключилось на скопище безмолвных фигур, прижавшихся друг к другу в относительно ярких лучах света из самого последнего окна на улице. Их было не так уж и много. Пожилой мужчина в самом центре группы выплясывал на узкой полоске тротуара — его руки периодически взмывали над кромками шляп зрителей. Танец, исполняемый им, либо давным-давно вышел из моды, либо и вовсе был придуман где-то здесь, в округе, да так ее никогда и не покинул. На голове старика болтался из стороны в сторону черный парик. В прорехе между смоляными кудрями лицо было белым-бело — штукатурка так и осыпалась хлопьями со лба и щек. Накладные ресницы придавали облику старца что-то от потасканного и побитого временем трансвестита — избыточно пышные и напрочь неестественные. На шее танцора красовалось жабо, а глаза — нарисованные, не настоящие — жизнерадостно взирали с закрытых дряблых век. Напомаженная улыбка довершала фарс. Лакированные туфли выстукивали дробный чечеточный ритм на тротуаре.

Увидев больше, чем хотелось бы, Кэтрин решила вернуться к машине. Она засядет там и станет сигналить — Майк ее точно услышит, а если звук возмутит чокнутых, что стоят за этим безумным парадом, — что ж, так даже лучше, пусть убирают свои чертовы ограждения, если хотят спокойного праздника. Да и в салоне она будет чувствовать себя в безопасности.