Тут на Клэр тяжелым грузом навалилась усталость. Она любит Пэтси, но как объяснить невестке, что, будь Париж копией Кидинсборо, он не был бы Парижем? А может, сейчас там все по-другому. Может, Париж уже не тот: как новенький торговый центр в Кидинсборо, который теперь стоит полузаброшенный и служит приютом для наркоманов. Или как уютная мощеная площадь, у которой теперь, кажется, только два назначения: парковка для машин скорой помощи и место, где народ выворачивает наизнанку после пьяных загулов в выходные.

Под Эйфелевой башней раньше стояла старомодная карусель. Крутилась медленно, с громким скрипом, зато играла музыка. Дети ее обожали. У каждого была своя любимая лошадка. А от второго яруса ребятня была просто в восторге. Они радостно карабкались на него по винтовой лесенке из кованого железа, и никого не смущало, что верхний ярус вертится еще медленнее, чем нижний. Интересно, эта карусель до сих пор на месте?

– А я все равно поеду.

– Хорошо, позвоню в офис «Евростар». Должна же у них быть организована перевозка больных пассажиров.

– Нет, на поезде ехать не хочу, – вдруг поняла Клэр. – Только на пароме.

– Но так же намного дольше, да и рискованнее, – возразила Пэтси. – Раз уж есть деньги, путешествовать надо со всеми удобствами.

Клэр увидела в окно шедшую по садовой дорожке Монтсеррат и слабо помахала ей рукой. Стоило решиться на смелый план, и бодрости сразу прибавилось.

– Нет, я поплыву на пароме, – повторила Клэр. – У меня в Париже друзья. Они помогут.

Работать с Элис – одно удовольствие: она так благодарна нам за все, что мы для нее делаем! Что, поверили? Ну и зря. Честное слово, заставить эту женщину улыбнуться еще сложнее, чем вынудить ее что-нибудь съесть. В общем, у нее не рот, а неприступная крепость.

– Ну как, дела у вас получше? – небрежно поинтересовалась Элис.

– А у Тьерри дела получше? – спросил Фредерик таким тоном, будто объявил забастовку: пока Элис не ответит, шоколад продавать не станет.

Даже огромные темные очки не скрывали, какое изможденное у Элис лицо.

– Немного получше, – нехотя произнесла она. – Во всяком случае, ухудшений нет. Стенты прижились, и… – Тут губы Элис исказила легкая гримаса. – С каждым днем лишний вес понемногу уходит. Это хорошо, но…

Элис отвела взгляд.

– Черт возьми! Скорей бы он очнулся и сказал хоть что-нибудь!

Увы, новости не слишком обнадеживающие. После пребывания в больнице я кое-что в таких вещах понимаю. Спасибо доктору Эду – объяснил: чем быстрее больной придет в сознание, тем лучше. Вдруг захотелось позвонить доктору Эду. А что? Узнаю, стояло ли что-нибудь за его дружелюбной манерой общения. Хотя что я дурака валяю? Доктор Эд даже имени моего не вспомнит.

– Что говорит врач? – уточнила я.

– А вы у нас медицинский работник? – съязвила Элис.

Только напомнишь себе, что к Элис надо относиться снисходительно (все-таки переживает человек), и через пять минут от снисхождения не остается и следа – так же как и от уважения к этой особе.

– Нет, – ответила я. – Просто долго лежала в больнице.

– У вас со здоровьем проблемы? – без обиняков поинтересовалась Элис. – Какие?

Все уставились на меня.

– Нет, никаких проблем, – поспешно ответила я.

Не люблю, когда приходится рассказывать про свою травму: ни дать ни взять сюжет плохой комедии. Но я в этой истории ничего смешного не нахожу.

Элис вздохнула:

– Врач говорит: «Мадам, наберитесь терпения и ждите». Как будто у меня есть выбор! А потом уходит обедать.

Элис огляделась по сторонам.

– Ну что ж, если магазин хоть кое-как держится на плаву, до остального мне нет дела.

С этими словами она удалилась.

К Фредерику почти вернулась былая живость. Флиртом с покупательницами он частично компенсирует отсутствие Тьерри и его неотразимого обаяния. Вот и теперь он шутливо заметил:

– Ну и дела! Никогда еще она не была с нами так любезна!

А у меня, наоборот, стремительно заканчивается терпение. Из-за того что новость о болезни Тьерри попала в газеты, нас буквально осаждают покупатели. Даже когда Фредерик суровым тоном объявил, что сегодня в продаже только апельсиновый и мятный шоколад, а если кого-то такой скудный ассортимент не устраивает, пусть уходят, никого это не смутило. Видно, списали на французскую эксцентричность.

Я драила, мыла, готовила, смешивала. Хотя бессловесный Бенуа усердно и самозабвенно помогал мне в мастерской, к семи часам вечера хотелось только одного – рухнуть в кровать и уснуть. Если Сами затеет импровизированный бал-маскарад или еще что-нибудь в этом роде – убью.

Из лавки я уходила последней. Запирала массивным металлическим ключом дверную решетку – похожие решетки ставили на входе в старинные лифты, – и вдруг на улицу въехал мотороллер. Поначалу я не обратила на него внимания: они тут весь день туда-сюда гоняют. Но этот мотороллер остановился прямо за моей спиной.

– Merde![44] – выговорил хриплый голос.

Я обернулась. Лоран стоял, уставившись на меня дикими глазами. Я отвернулась. Как он мне надоел! И он сам, и эта его глупая вражда с человеком, который сейчас лежит в больнице без сознания.

– Все уже ушли?

– Да, – самым своим язвительным тоном ответила я. – Важные персоны разошлись, остались одни неумехи.

Когда я заперла магазин и снова повернулась к Лорану, тот растерянно заморгал:

– Просто хотел сказать… Отец очнулся.

Несмотря на раздражение, усталость и острую потребность принять душ, я невольно расплылась в широкой улыбке:

– Правда?!

– Правда. Но пока ничего важного не сказал: только ругается и требует пончик.

– Да это же просто замечательно!

– Наша дама-эскулап говорит, расслабляться рано, – серьезно прибавил Лоран. – Но он уже не такой серый, как раньше. Больше не смахивает на слоновью тушу.

– А Тьерри знает, что вы его слоновьей тушей называете?

– Понятия не имею. – Лоран нахмурился. – Я сразу выскользнул из палаты. Он меня не заметил.

– Издеваетесь?.. – Я всплеснула руками от негодования.

– Элис всю дорогу глядела на меня как на врага, а потом Тьерри сказал ей, что хочет есть, а Элис ответила, чтобы привыкал: теперь его ждет голодная диета. В общем, не успел он в себя прийти, а они уже ругались. Тут я вспомнил, почему раньше держался от этой парочки подальше, и смылся.

Лоран помолчал.

– Я его завтра навещу. Честное слово. Хватит смотреть на меня, как на злого волка из сказки.