Библия утверждает, что с тех пор Моисей снимал плащ и открывал лицо только в своем шатре, когда общался с Богом. Выходя же из шатра для общения с народом, он снова закрывал лицо плащом, но в самый момент выхода из шатра люди замечали исходящий от его лица свет:

«И было: когда спускался Моше с горы Синай и держал в руке две скрижали союза, спускаясь с горы. — А Моше не знал, что лицо его стало светиться с тех пор, как Бог говорил с ним. И увидел Аарон и все сыны Израиля Моше — и вот: лицо его светится, и побоялись приблизиться к нему. И позвал их Моше, и подошли к нему Аарон и все вожди общества, и стал Моше говорить с ними. А потом приблизились к Моше и все сыны Израиля, и передал он им все повеления, которые дал им Бог, говоря с ним на горе Синай. И когда кончил Моше говорить с ними, то закрыл свое лицо. И, представая перед Богом, чтобы говорить с ним, открывал он лицо свое, пока не приходила пора удалиться; а выйдя оттуда, передавал он сынам Израиля то, что ему было повелено. И видели все сыны Израиля лицо Моше, которое светилось, а затем снова закрывал Моше лицо свое — пока не приходил он к Богу, чтобы говорить с ним» (Исх. 34:29-35).

С этим эпизодом Библии связана одна из самых знаменитых и весьма показательных ошибок ее переводчиков. Дело в том, что в иврите слова «керен» («луч света») и «каран» («рог») созвучны. Соответственно созвучны и глагол «испускал лучи света, светился» («каръан») и существительное «рога» («карнаим»).

Монахи-переводчики Библии — «Вульгаты» — на латинский язык, безусловно, неплохо знали иврит; более того, при переводе они часто консультировались со знакомыми евреями, чтобы добиться предельной точности. Но вот разницы в звучании между еврейскими словами «рог» и «луч» они не уловили, а потому и наделили спускающегося с горы Моисея не светящимся лицом, а... рогами. Именно поэтому на знаменитой скульптуре гениального Микеланджело и на работах ряда других европейских художников Средних веков и эпохи Возрождения Моисей изображается с рогами на голове, хотя на самом деле логичнее было бы изображать его с нимбом — как изображают святых на христианских иконах. Однако не стоит забывать, что больше всего Моисей опасался, что его канонизируют и начнут ему поклоняться, так что нимб его бы лично тоже никак не устроил.

Показательность же этой ошибки заключается в том, что на ее примере хорошо видно, как банальный промах переводчика может привести к построению целой псевдонаучной теории. Чтобы объяснить эти пресловутые «рога» Моисея, католические теологи выдвинули версию, что у него была корона с двумя рогами. Отсюда, как вы понимаете, уже не так далеко до другой версии — о том, что бык почитался древними евреями вслед за египтянами священным животным, и потому в качестве «заместителя» Моисея они и изготовили именно золотого тельца.

В каноническом синодальном переводе Пятикнижия на русский язык переводчик ничего не напутал, перевел слова «керен ор» так, как их следовало перевести, то есть как «сияние», и потому православным богословам подобные теории попросту не понадобились.

Возвращение Моисея в еврейский лагерь с вестью, что евреи окончательно прощены Всевышним, произошло 10-го числа первого осеннего месяца тишрея 2449 года (сентябрь 1313 года до н. э.). Именно поэтому 10 тишрея с незапамятных времен празднуется евреями как Судный день — день раскаяния и прощения. Весь этот день религиозные евреи проводят в посте и молитве, чтобы заслужить у Бога прощения за грехи, совершенные в прошлом году, и испросить у Него удачу, здоровье и прочие блага на новый год.

Грех сотворения золотого тельца порождал и продолжает порождать немало вопросов у библеистов — как глубоко религиозных людей, так и атеистов.

Действительно, как евреи — если они и в самом деле были свидетелями Синайского откровения — могли меньше чем через сорок дней отступиться от данных им заповедей, что служить следует только одному Богу, не имеющему зримого образа, и что создавать любые зримые образы божества и поклоняться им запрещено?

Этот же вопрос задает раввину хазарский царь в знаменитой книге И. Галеви «Кузари», и вот как раввин на него отвечает:

«В те времена все народы служили каким-то образам. Даже философы, говорившие о единстве Божества и о Его существовании, не могли избавиться от того, чтобы не направлять свое служение к какой-то зримой форме. Они объясняли массам, что этот образ привлекает к себе какие-то божественные свойства, подобно тому, как мы сегодня почитаем наши святые места. Невозможно было убедить толпу служить чему-то неосязаемому. Сыны Израиля ожидали, что Моисей спустится с горы и принесет им от Господа что-то зримое, к чему они смогут обратить свое служение, как это было со столпом огненным или столпом облачным, которые сопровождали их после выхода из Египта. Народ слышал Десять заповедей, и после этого Моисей поднялся на гору, чтобы принести евреям скрижали и сделать Ковчег, который стал бы для них зримым символом, содержащим Скрижали Завета с Господом, и к этому символу они могли бы обратить свое служение. Народ остался ждать Моисея, и все евреи не меняли ни одежды, ни украшений — все оставили точно так, как это было во время Откровения на горе Синай. И так они ждали его сорок дней, а ведь он не распрощался с ними, не взял даже никакой пищи. И тогда в сердцах некоторых из них зародились мрачные помыслы; души их охватило отчаяние — и, в конце концов, некоторые из них почувствовали необходимость в каком-то осязаемом объекте служения, как это бывает у всех народов. При этом они не отказались от Бога, который вывел их из Египта...».

Таким образом, Иегуда Галеви настаивает на той версии, что евреи не отождествляли тельца с Богом и не видели в нем Бога. Все дело в том, что даже после Синайского откровения рядовому человеку того времени было крайне тяжело совершить интеллектуальный скачок от мысли, что все боги имеют вполне конкретный зримый образ и в той или иной степени материальную природу, к идее существования незримого, нематериального Бога, который одновременно является Творцом всего материального мира. Для совершения этого скачка в одночасье или в сколько-нибудь короткий временной период нужно было обладать религиозным гением Моисея.

Комментаторы Библии обычно считают, что в момент создания золотого тельца народ разделился на несколько больших групп — в полном соответствии с законами социальной психологии.

Первая группа была относительно немногочисленной. Она включала в себя только три тысячи мужчин из шестисот тысяч — поистине ничтожный процент! — но при этом она была необычайно активна и агрессивна. Эта группа пришла к выводу, что хорошо знакомая, привычная с детства религия египтян с ее культами куда надежнее и предпочтительнее той религии, которую проповедует неизвестно куда подевавшийся Моисей. В золотом тельце они видели именно бога и были готовы служить ему со всем неистовством язычников, каковыми и являлись. Именно их активность и агрессивность испугала Аарона, начавшего пусть и неспешно, но покорно следовать их требованиям.

Вторая, достаточно большая группа пассивно поддержала идею создания золотого тельца, потому что была убеждена, что это не означает отказа от идеи монотеизма. По мере размышлений они пришли к заключению, что Бог, Творец и Владыка Вселенной осуществляет Свою волю через тех или иных посредников. Моисей был для них таким посредником. Вспомним слова Библии, сопровождающие чудо рассечения моря: «И устрашился народ Бога, и уверовали в Бога и Моше, служителя Его» (Исх. 14:31). Моше, видимо, после этого чуда стал представляться им этаким героем-полубогом, и если он куда- то исчез, значит, следовало немедленно найти его или сотворить нового. Скульптура тельца была для них в этом смысле чем-то вроде передатчика, призванного усиливать и передавать их просьбы Богу. Образ тельца устраивал их и потому, что выйдя из Египта, страны, где была необычайно развита астрология, они верили, что если сам их исход состоялся в месяце нисан, приходящемся на март—апрель, то есть расположенном в зоне влияния созвездия Тельца, то именно этот образ и следовало взять в качестве своего покровителя.