– Что ты делаешь у консульства, Ева? – спрашивает меня испанец, махнув на здание посольства. Он шутит: – Уже принялась оформлять визу? Мы ведь собирались в Мадрид только летом!..

Зря он это выдал − Лукас бесспорно не признал по достоинству дурачество моего товарища. Ладони Блэнкеншипа облачены в черные кожаные перчатки, но от меня не укрывается то, как они сжимаются в кулаки. В его взоре полыхает… ревность! Ее, правда, можно отнести к тому, что я ранее обмозговывала: Лукас привязан ко мне, как мальчишка к своей старой потерянной игрушке.

Я освобождаюсь из тесного объятия Маркуса, дабы взять под руку и окинуть его участливым взглядом.

– Марк пригласил меня на свидание, – твердо произношу, нарочно отдавая в текущую минуту все внимание парню рядом.

Он загадочно усмехается, скривив в ухмылке один уголок губ. Преображается в некого нахального хулигана со сверкающими глазами. И это притягивает! Маркуса фантастически украшает отсутствие неуверенности и колебаний. Лукас сам все испортил, я не буду терзаться чувством вины.

Блэнкеншип, убрав руки в карманы презентабельного пальто, критически хмыкает. Ручаюсь, ему безумно хотелось закатить глаза, но он сумел обуздать себя. Ну, бывает же!

– Как твои дела, Ева? – спрашивает британец, призвав на помощь странную интонацию.

Да и сам вопрос… Возникает чувство, что мы виделись на днях и приходимся друг другу паршивыми однокурсниками, изредка перекидывающимися словечками. И вот встретились в центре города. А так как говорить о чем-то нужно, Лукас начал первым. И это самое ужасное, что он мог сказать. Как у меня дела?! Расписать ему, что у меня на душе?! Ненавижу пресыщенное выражение глаз, как у него сейчас, когда он осознал, что оказался в силах задеть. Взял за сердце. Я фальшиво улыбаюсь Блэнкеншипу, обнажив все тридцать два зуба. Чтобы у него эта улыбка поперек горла встала!

– Отлично, − бегло роняю, а следом говорю Маркусу: − Давай уедем?

Мой организм переживает стресс. Ураган владеет моим телом. Шторм преобладает надо мной. Неровный, ускоренный пульс удручает. Учащенное сердцебиение не оставляет в покое. Но Марк, безо всяких сомнений, сразу соглашается. Он прощается с Диего и Лукасом, я машу рукой испанцу на прощание. Мы отходим подальше от него и Лукаса. Тогда Марк оборачивается и еще раз взмахивает ладонью в знак нашего ухода.

– Увидимся завтра в шесть, в твоем офисе, как и договаривались?

– Конечно, – сокрушенно отзывается Лукас на корректив Ферраро.

Мы доходим без приключений до машины Марка. Он, как и обычно, обходителен. Добр и приветлив. Судя по всему, он ведет себя таким образом, не чтобы понравиться. Истина прозрачна, как вода − иначе со мной Марк не может. Не умеет.

Ferrari покидает парковку, встречаясь с полупустой проезжей частью. Маркус нажимает на руле необходимую кнопку. Аудиосистема предлагает преодолеть дорогу до моего дома с песней “I Like Me Better”. Заприметив на себе длительный взгляд попутчицы, Ферраро открывает рот буквой «О» и раскатисто смеется.

– Что такое? – Я заражаюсь от него хорошим настроением.

– Почему ты опять на меня пялишься? – гогочет итальянец.

– Просто не могу поверить, что ты и я, – поочередно указываю на нас рукой, – в далеком прошлом были врагами.

Маркус притупляет подъем духа и азарт.

– Ты не была моим врагом, – говорит он, теперь – усмехаясь мрачно. – Я был ублюдком.

****

Лукас

– Почему бунтует мама? – говорю своему отцу, но выходит не так, как планировал.

Голос прокуренный и грубый. Веду автомобиль нервно, не ощущая тормозов. Но уже пора начать. Прошло достаточно времени, чтобы мое сердце не выскакивало из груди при мыслях о ней, при виде нее. Но внутренности завязываются в узел, а мозг взрывается, как только я вспоминаю, как Маркус поцеловал Еву. ПОЦЕЛОВАЛ, БЛ**Ь, ЕВУ! Я, если говорить коротко, просто умер в тот момент. Меня не стало. Пропал без вести ровно на три секунды, а потом понимание того, что земной шар существует и дальше, подожгло все мое нутро. Да, она уже свободна. Она больше не принадлежит мне, как было тогда. Но я со дня нашего расставания не видел Еву ни с кем. И внезапно, словно гром среди ясного неба, Мадэри врывается обратно в мою жизнь, но ласкает ее губы другой человек.

Мой лучший друг. Друг, который забил решающий гол в важном матче против университета Ла Сапиенца. Планируется еще одна игра в середине июня, и уроды из моего бывшего места учебы обещали расквитаться. Маркус − помню, как сейчас − показал капитану их команды средний палец. Я был доволен им. Он был доволен мной. Думаю, нас сплотило то, что Ева порвала со мной. Мы не встречались, но и Ферраро не пытался завязать с ней отношений. Временное перемирие. Между нами было именно оно − сейчас я осознаю это.

Клянусь, я не хочу ссориться с другом, махать кулаками, ненавидеть, бить, что есть мочи. Я даже с Алистером этого не практиковал последние месяцы. Погрузился в свой бизнес целиком. На Шеридана времени не хватало. Отдал себя делу, которое стало приносить мне неплохой доход. Когда работаешь так, что в конце дня не чувствуешь ног, намного легче переживать личную драму. У меня появилось свое спасение. После презентации часов лимтиированной серии «Everyday passion», возникшей под моим началом, наши с Лео Моска гонорары должны возрасти. Прежде всего, мы заинтересованы в том, чтобы все члены персонала производственной компании получали достойную зарплату, и вовремя. Для нас с Лео это на первом месте, и я рад, что мы сходимся во мнениях, касательно общей ниши труда.

Боже, чем я только ни стараюсь забивать себе голову, дабы не видеть перед глазами, как она ответила на поцелуй Маркуса! Намереваюсь треснуть ладонью по рулю, но папа, висящий на телефоне, зовет меня по имени.

– Лукас?

– Эм-м… да?

Черт бы все побрал! Он все это время разговаривал, объяснял, вводил меня в курс дела, а я не слышал ни слова − окунулся в раздумья.

– Ты меня хоть слушал?

– Эм-м-м.... Хм-м-м… Папа, блин, я проезжал тоннель. Сам знаешь – связь скверная.

– Я сказал, что Иса не прыгает от радости и не хлопает в ладоши, когда твоя… девушка, – повторяет отец, замявшись, – … появляется в нашем доме. Лукас, не хочу произносить все это заново! Я сейчас еду домой, поговорим за ужином, хорошо?

И без того раздраженный, сворачиваю на узкую ветвистую улицу города, которая вечно страдает по вине пробок − днем и ночью. Бешусь пуще прежнего.

– А в чем дело? – но с папой говорю уважительно.

– Слушай, Валерия уже третий раз накричала на Киана.

– Паоло был виноват?

– Не выгораживай девушку, – предупреждает отец, и в воображении дорисовывается картина: папа на заднем сидении машины выставил указательный палец, придерживая другой рукой мобильный телефон. – Твой брат не делал ничего плохого. Валерия остается у нас ночевать все чаще, ему это тоже не нравится.