– Ты что делаешь?! – Ева прибегает к кричащему шепоту и подается вперед, выплескивая на меня свое возмущение.

– Я пришел поговорить с тобой, – уперев кулаки в бедра, тоже придерживаюсь тишины.

– Как ты нашел меня? – встав в позу, итальянка держится на расстоянии.

Она все еще щурится, недоверчиво рассматривая меня. Будто готовится к тому, что я выкину еще какую-нибудь выходку.

– Какая разница?

– Я, – выдержав паузу, Ева прикрывает глаза и испускает вымученный вздох, – занята.

Кажется, она поняла, что бояться меня не стоит, поэтому расслабилась. Присела на край незанятого квадратного стола и, изогнув одну бровь, вновь взглянула в мое лицо.

– Слышал, что я сказала? – Изменилась − острый язычок тому подтверждение. – Уходи. Мне совсем не хочется тратить на тебя время.

Скрестив ноги и руки, Ева ожидает, что я вот возьму и уйду в закат, оставив ее одну. Вранье! Она сама хочет прямо противоположного − чтобы я остался. Не торопясь, я подступаю к ней, сохраняя интервал в пару сантиметров между нашими телами. Ева, не отдавая себе отчета, быстро и тяжело задышала. Удовлетворение потекло по моим венам. Кровь взбудоражилась.

– Ну? – с вызовом произношу, положив ладони на бортики рабочего стола, обступив девушку.

– Что-о – ну-у? – дрожащим, неуверенным голосом спрашивает.

– Бьюсь об заклад, ни с Маркусом, ни с кем другим ты не трясешься, как осиновый лист на ветру. – Дистанция сходит на нет, наши носы соприкасаются, и Ева задерживает дыхание. – Ни с кем, кроме меня.

Дискомфорт в области кадыка увеличивается. Безгрешный взор непослушной соперницы подстегивает сильнее совратить ее. На полную мощь борюсь с собой и со своим либидо. Ей нечего сказать, поэтому, спрятав глаза, она поднимает руки, боясь до меня дотронуться, но пытаясь выбраться из ловушки. Как это забавляет! Пользуясь затянувшимся безмолвием, я проявляю любопытство:

– Ты спала с ним?

– Ничего себе, – скоропалительно реагирует Мадэри, – теперь ты спрашиваешь об этом наедине и почти бесшумно. Никаких скандалов и драк, которые могут отставить отпечаток на моей репутации.

Последовательно она обретает уравновешенность, утрачивает оторопь, которую я посчитал обворожительной и неотразимой. Ева и последние два слова, родившиеся в моих мыслях, − синонимы.

– Это никак не твое дело, – она намеревается уйти.

Ее бюст наталкивается на мой − стальной и непробиваемый. Утомленно вздохнув, итальянка взмахивает ресницами. При взгляде на нее, заламываю бровь.

– Не хочешь отвечать?

– Я же сказала, – жестче выговаривает Ева, – тебя не касается то, что происходит в моей жизни. Мы расстались.

У меня аж скулы сводит по причине ее нежданно представшей заносчивости. Но я добьюсь от нее ответа.

– Спишь с Маркусом?

– Пропусти, мне уже пора.

– Нет. Ты спишь с ним?

Она фыркает.

– Какой же ты надоедливый!

Вторя ей, говорю с более высокой интонацией.

– Так ты трахаешься с ним или нет?!

– Нет!

Следом, пока мы рвано дыша, друг друга сканируем, из-за стеллажей долетает звонкий голос смотрящей:

– Ehi, tutto bene?***

*** – Эй, все в порядке? (итал.)

– Sì, non si preoccupi, signora Patuzzi!****

**** – Да, не беспокойтесь, сеньора Патуцци!(итал.)

Ева помышляет эмансипироваться. Только я дам ей искомую свободу, когда мы все-все обсудим. А до той поры она будет раз за разом натыкаться на меня, и маловероятно, что ей это понравится.

– Признайся, что вчера ты не захотела отвергать Маркуса, поскольку увидела меня, – вкрадчивым шепотом рассуждаю, склоняясь к ее уху. – Поцелуй был очень кстати, да? Ты надеялась, я буду ревновать?

Немного отдаляюсь. Ее лицо покраснело, а на шее забилась жилка. Я угадал.

– Твои надежды были оправданы, – еще на пол тона ниже. – Должен признаться, я просек, что у тебя с Марком ничего не было. Судя по тому, как вчера ты удивилась его действиям, целовал он тебя впервые. Мне просто нужно было услышать от тебя, что ты не…

Ева перебивает меня и брыкается, отталкивая.

– Моя личная жизнь − не твоя проблема, – повторяет она со всей суровостью. – Тебя, наверное, заждалась Валерия.

Иногда Мадэри просто не узнать.

– Ревнуешь?

Сцепив зубы, я наблюдаю, как девушка становится и вовсе пунцовой.

– Дай. Мне. Пройти, – чеканит Ева, сделавшись смиренной, насколько возможно.

Подыгрываю ей:

– Нет. Ты. Не дождешься.

– Ненавижу тебя! – выплевывает она и плотно смыкает губы. А потом: – Что тебе нужно? Почему ты не оставляешь меня в покое? Просто отстань.

Дотронувшись кончиком языка своей верхней губы, я ликвидирую оставшееся пространство, практически налегая на нее, отчего Еве приходится вжаться в стол и опереться руками на его поверхность. Хорошо, что она пуста, иначе на пол полетело бы все.

– Чего ты сейчас хочешь? – беспорядочное дыхание мешает говорить. – Только честно.

Ева переводит взор с глаз на губы, и обратно. Я думал, она меня поцелует, но, придвинувшись, шепчет у моего рта:

– Я хочу уйти.

Мадэри понимает, что в настоящий момент я не владею положением. Опустошенный ее ответом, легко отхожу, когда она, толкнув меня плечом, уносится к рабочему месту, собирает свои вещи в сумку и сматывается. Я оборачиваюсь, немного придя в себя – а она уже удалилась. Просто ушла, оставив тет-а-тет с душевной агонией.

Неужели ничего нельзя исправить?

Ева

Валерия Бернарди приехала в Италию сравнительно недавно. Пьетра рассказывала, что детство и юность ее новоизбранная подружка провела в штатах, потом ее мать развелась с отцом-американцем, и вернулась с дочерью в Рим. Валерия называет Ватикан “отстойным местом”, не слушает итальянскую музыку, одевается слишком развратно, с учетом того, что в Италии так не заведено. Я исподволь узнавала о ней. Мне было крайне любопытно, с кем встречается Лукас, и хорошо ли ему с этой девушкой. Я не выдаю желаемое за действительное − он же серьезно выглядит таким измученным, совершенно не счастливым. Мы, когда встречались, сделали вместе пару фоток, я их распечатала с телефона, поместила в рамки и смотрю на них каждую ночь перед сном. Так вот, на них он выглядит спокойным, безмятежным. Обнимая меня.

Но свой позор перед всеми студентами нашего университета я не смогла ему простить. Конечно, злость мало-помалу отошла, ей на замену пожаловали горечь разлуки, тоска и бесконечная любовь к Лукасу. Она не утонула, я видела, как она захлебывалась в океане обиды и ненависти, но смогла всплыть, ненасытно заглатывая воздух. Гордость не позволила мне подойти, поговорить с Блэнкеншипом. Не получилось. А стоило выяснить, что теперь он составляет Валерии пару, сердце ухнуло вниз. Все − даже мизерные − шансы рассыпались на кусочки.