– Она могла это сделать. – Дамарис посмотрела на Мишель. – Ты слишком много беспокоишься. Мы зарабатываем деньги, клиенты довольны. Управляй отелем и оставь ресторан мне. Я на твоей стороне, Мишель.

– Я знаю.

Мишель доверяла Дамарис, а Дамарис доверяла Изабелле. Получалось прямо-таки математическое уравнение. Если А равно В, а В равно С, тогда А равно С. Значит, она должна была доверять Изабелле. Но только она не доверяла ей.

Мишель наблюдала, как Полин и Сет жмут руки последней уезжающей паре. Мужчина и женщина, которые еще несколько дней назад почти не разговаривали друг с другом, теперь весело смеялись. Они постоянно касались друг друга. Пока Мишель смотрела на них, мужчина интимным и привычным жестом провел свободной рукой по заду супруги. В этом жесте была такая внутренняя связь, что Мишель стало больно, и не из-за заживающих ран, а из-за тоски, более глубокой, чем плоть и кости.

Супруги сели в спортивный автомобиль и умчались прочь. Сет что-то сказал Полин, вытащил телефон и посмотрел на экран. Хотя Мишель стояла слишком далеко и не слышала, о чем он говорит, она увидела выражение его лица. Оно означало, что ему надо ответить на звонок.

Подчиняясь импульсу, Мишель вышла из отеля и направилась к Полин. Та при виде нее улыбнулась и помахала рукой, потом встретилась с ней на веранде.

– Очередной успешный заезд? – спросила Мишель.

– Да. Очень. Большинство пар, приезжающих к нам, действительно хотят наладить отношения. К сожалению, они вязнут в непродуктивной ругани и не знают, как из этого выбраться. У нас есть несколько простых методик, которые показывают им, что любовь все еще жива.

– А если нет?

– Тогда им предстоит сделать трудный выбор. – Полин показала на кресла на веранде. – Сет отошел на несколько минут. Давайте присядем, если у вас есть время.

– Хорошо.

Они устроились в мягких креслах. Мишель вытянула ноги и почувствовала приятную ломоту в бедре. Она говорила не о боли, а о выздоровлении.

– Вы стали легче ходить, – заметила Полин.

– Мне уже лучше. По крайней мере, физически.

– А как дела с остальным?

– Мне не нужна терапия.

– Конечно, нет.

– Я общаюсь. Вежливо. И ничего больше.

– Вижу.

Мишель посмотрела на собеседницу, пытаясь понять, искренне она говорит или слегка насмешливо. У Полин был твердый взгляд, а в голубых глазах светился интерес и больше ничего. Проклятые мозгоправы-профи, мрачно подумала Мишель. У обычного человека нет никаких шансов их понять.

– Я вырвала цветы, – сказала она неожиданно для себя; слова просто выскочили из нее. – Это сделала я.

– А я удивлялась, кто это мог так изуродовать сад.

– Я была пьяна и вообще ненавижу ромашки и герберы.

– Согласна, они могут раздражать.

– Теперь вы скажете мне, что я сошла с ума. – Мишель вздохнула.

– Нет, вы здоровы. Ну как, разочарованы?

Мишель задумалась над вопросом.

– Я не могу решить.

– По крайней мере, вы честно признались, – улыбнулась Полин. – А ваша мать любила ромашки?

– Да, любила. Не так, как Карли, но… – Она помолчала, потом выругалась. – Откуда вы знаете про мою мать?

– Я на сто процентов уверена, что вы не вылупились из яйца. – Полин пожала плечами. – Иногда я заглядываю на кухню в неурочное время, чтобы попросить у Дамарис кекс. Она любит поговорить, а я умею слушать.

– Что еще она вам рассказала?

– Она считает, что Изабелла слишком рано приучает ребенка к горшку.

– Вы знаете, что я имела в виду.

– Да. Знаю.

Мишель подождала немного, но Полин молчала. Мишель вздохнула.

– Мне хотелось обидеть Карли, вот я и выдрала цветы. Может, я хотела обидеть и мою мать. Отомстить за все плохое, что она мне сделала.

Она кратко рассказала о финансовой катастрофе, с которой столкнулась после возвращения.

– Сейчас некого в этом винить, – добавила она. – Карли делала все, что могла.

– И вам это не нравилось. Вы остались без врага, которого можно одолеть. У вас столько энергии, а применить ее некуда. Вот и подвернулись однажды вечером эти несчастные цветочки, дразнившие вас.

– Значит, вы тоже понимаете, что цветы могут дразнить? – усмехнулась Мишель.

– Образно говоря, да. – Полин взглянула на нее. – Нет ничего плохого в том, чтобы испытывать какие-то эмоции. Мы все их испытываем. Но когда мы выходим за рамки нормального поведения, это нехорошо. Вы это понимаете. И даже чувствуете, что это для вас нехорошо и неполезно. Вы чувствуете себя униженной, если кто-то видит то, что вы считаете слабостью или потерей контроля. Но посмотрите с другой стороны. Вам был нужен звонок будильника, и вы его получили. Так что теперь вы прикинете, как вам лучше контролировать эмоции. Вы посадили цветы и извинились. Можно поддаться минутному порыву. Но главное то, как мы ведем себя потом. Тогда и становится видно, что мы собой представляем.

Впервые после возвращения на родной остров Мишель почувствовала, что на ее глаза навернулись слезы.

– Спасибо, – прошептала она.

Полин сжала ей руку.

– Пожалуйста, Мишель, обратитесь за помощью. Вы на грани срыва. У вас пока еще есть выбор. Думаю, мир покажется светлее, если вы найдете дорогу к прежней жизни. Не становитесь одной из потерянных душ. Их и так у нас слишком много.

* * *

Мишель ходила по заднему двору и разглядывала цветы, но понимала, что если вырвет их из земли во второй раз, то сразу перейдет из категории «со странностями» в разряд «чокнутых». Она была признательна Полин за совет и даже планировала ему последовать. Потом.

У нее появилось доказательство. Не из тех, с каким можно пойти в полицию, но для нее достаточное. Теперь она знала, кто ворует деньги и как.

Общее количество чеков падало в те дни, когда работала Изабелла. Мишель подождала еще неделю, прежде чем пришла к такому выводу. Она проверяла число занятых столиков каждый день во время завтрака. Она знала, сколько из них обслуживались не один раз и сколько должно быть чеков. Менялись официантки, дни недели – но всегда была Изабелла.

Единственным разумным выбором было ее увольнение, но Мишель понимала, что для Дамарис это станет ударом. Изабелла – член ее семьи. Конечно, Дамарис верит своей невестке. Начнутся слезы, обвинения, и, честно говоря, Мишель скорее была бы готова снова выйти в патруль, чем разбираться со всем этим.

– У тебя суровый вид, – сказал Сэм, появившийся из-за угла отеля. – Мне нравится.