хорошем, о том, что после уроков мы поедем в твой новый дом.

– Мой новый дом теперь у вас. А в квартире родителей я буду теперь лишь по воскресеньям.

– Ты по ним скучаешь?

– Ага, очень.

– А давай после уроков сгоняем к ним, посмотрим, как они там устроились?

– Нет, твоя мама будет волноваться.

– А я её утром об этом предупредил. И она нам разрешила.

После четвертого урока они перешли Пантелеймоновский мост, где у цирка Чинизелли располагалась биржа извозчиков. Там и наняли экипаж.

– На Смоленское кладбище, – велел Володя, показав извозчику выданный матерью полтинник.

Они лихо подъехали к доходному дому Смоленской церкви. Расплатившись с извозчиком, поднялись на второй этаж и постучали в квартиру, но вместо двери Липовых открылась соседняя.

– А ты, наверное, Федя? – спросила у Володи женщина с добрым морщинистым лицом.

– Я Володя, а Федя – это он, – пояснил Тарусов.

– А я Клавдия Минична, жена отца-настоятеля. Своих, небось, ищешь?

– Да.

– Они в церковь пошли, помолиться за удачный переезд. Бегите, вы их догоните.

Мальчишки, оседлав перила, скатились вниз и припустились к церкви. Забежав в кладбищенские ворота, они решили срезать угол и наткнулись на отдыхавшего на чьей-то могилке Кешку.

– Кешка, ты? – спросил Володя.

– Ну я! – Крючочник протянул друзьям руку. Они ее пожали.

– А где твоя одежда, где палка?

– Одеждой я с Викой махнулся, палку у Сони оставил.

– С кем, у кого? – переспросил Володя.

– Да вы их не знаете.

– А что ты вообще тут делаешь? – удивленно спросил Володя. – Тряпок на кладбище нет, костей тоже…

У Кешки язык чесался все ему рассказать – и про отца, и то, что сейчас они будут рыть могилу, но жизнь уже приучила его не болтать лишнего.

– Так надо, – сказал он со значением. – Ну а вы?

– Тоже по делам, – сказал в тон обидевшийся Володя.

Он позавчера так рисковал, когда воровал у Крутилина бумаги. А теперь этот оборванец нос от них воротит.

– Ладно, нам пора, пока, – сказал Тарусов.

– Пока, – ответил Кешка.

Гимназисты отошли от него всего на пять шагов, как вдруг услышали:

– Кешка! Пойдём. Я всё нашел!

Они обернулись. И увидали, как Кешка встал и побежал за окликнувшим его мужчиной.

– Это же Чванов, – узнал варнака Федька.

– Не может быть…

– Ты что, его не признал?

– Да я его и не видел. Я ж с Никитой в комнате играл.

– А я эту морду вовек не забуду.

– Тогда… Беги на Камскую улицу. Там биржа извозчиков. На тебе рубль, – Володя протянул другу деньги, которые ему вручила мама на обратную дорогу. – Езжай в сыскное к Ивану Дмитриевичу. Всё ему расскажешь.

– А ты?

– За ними прослежу.

– Не надо, опасно.

– Не бойся, бледнолицый брат, – похлопал Володя друга по плечу. – Великий Змей умеет быть невидимым для врага.

Федя вытаращил глаза:

– Кто-кто?

– Ты что, «Зверобоя» не читал?

Липов покачал головой.

– Сегодня же вечером начнешь. Всё. Беги!

И Володя ринулся в погоню. Пригодились навыки, наработанные за лето в Терийоки, где с утра до вечера он с друзьями играл в индейцев. Володя умел и красться, скрываясь то за деревьями, то за зарослями золотарника и иван-чая, и ступать почти бесшумно. И хотя с маскировкой – слишком уж выделялся на фоне зелени его серый гимназический костюм – было хуже, чем на побережье Финского залива, Тарусову иногда удавалось подкрасться совсем близко к преследуемым.

– Где же? Где же? – Дерзкий обходил могилы.

– Что ты ищешь? – спросил его Кешка.

– Могилу младенца.

– То есть, маленькую?

– Наверно, да. В метрических книгах указан участок. Но участки здесь очень большие.

– Не эта ли?

Чванов подошел, разгреб ногой сныть-траву, что закрыла памятник в виде маленького гробика, и, прочтя надпись на нём, перекрестился:

– Слава Богу!

– И что здесь написано? – уточнил Кешка.

– Младенец Воронин.

– А это что?

– Дата рождения. Она же одновременно дата смерти. Надо запомнить эту могилу. Ночью мы её раскопаем. И найдем наши бриллианты.

– Запомнить, это просто. Вон капличка[34] на перекрестке. От неё, – Кешка замерил расстояние ногами, – десять шагов влево, а потом пять шагов вправо.

– Ага, капличка. Это хороший ориентир. Пойдём искать другую могилу.

– А что, их две?

– Оказалось, да, две, – тяжело вздохнул Дерзкий.

Когда каторжник с Кешкой отошли подальше, Володя встал, подошел к могиле младенца Воронина и тоже постарался запомнить, где она находится. А потом, все так же крадучись, ринулся вдогонку.

Дерзкий с мальчиком долго крутились по указанному в метрике участку и наконец нашли точно такой же памятник в виде детского гробика.

– Похоже, про этого младенца родители давно забыли, – сказал Чванов, очищая могилу от земли, песка и травы. – Сперва-то ходили, даже памятник на могилку поставили. А потом или сами умерли, или других нарожали. Как бы и захоронение младенца Сидорова нам ночью найти?

Кешка, который, не зная грамоту, привык ориентироваться в городских кварталах, тут же придумал:

– По этой дороге мы с тобой шли от лаза в заборе. Надо просто подсчитать количество шагов…

– А ты у меня голова!

– Мамка то же самое говорила, – гордо сказал Кешка, и они пошли к лазу.

Через какое-то время Володя последовал за ними и, стараясь не сбиться, тоже сосчитал свои шаги.

Глава пятнадцатая

1873 год

Зима в Петербурге пролетает почти незаметно – от Рождества до Масленицы сплошные балы, спектакли, веселые попойки, а с Великим постом в столицу приходит весеннее тепло. Здесь же, в Нерчинске, холода начались в октябре, а в ноябре уже лежали сугробы в человеческий рост. В бараке и даже в канцелярии из-за мороза зуб на зуб не попадал. Однако несчастных каторжников продолжали гонять на рудники и заводы. Многие из них стали кашлять, некоторые кровью.

«Как бы туберкулез не подхватить!» – переживал за свое здоровье Чванов.

Потеплело лишь к апрелю, а окончательно снег сошел ближе к маю.

– Ну что, пора бежать, – сказал, нежась под ласковым майским лучом, Курносый.

– А бурятов не боишься? – спросил Дерзкий.

– Чего их бояться? Они в засаде вокруг каторги не сидят. Пускаются в погоню только когда узнают, что случился побег. То есть через день, через два. А у меня тут в двадцати верстах знакомец на поселении, спрячет нас с тобой в подвале. А как волосы с бородой обрастут, пойдем тайгой к Байкалу, дорогу я теперь знаю.

– Мы вдвоем побежим?

– Нет, конечно. Ватага собирается большая.

– И когда?

– В ночь на субботу. У Здухова как раз именины будут. И сам напьется, и всех конвойных напоит. Вот мы и рванем.

На следующий день в