Вдруг подумалось, что это мое обычное состояние-пребывать в сомнениях по тому или иному поводу. Почему? Есть ведь люди, которым сомнения неведомы. Насколько легче им живется! Почему же я не такая?

22 февраля, понедельник. Спросила у Бена насчет отпуска. Он сказал, что если я надумаю, то он не возражает. И добавил:

– Сам хочу все-таки доехать до брата. Если ты возьмешь в то же самое время, то будет вообще отлично.

Заметила, что с недавних пор он стал разговаривать как-то более… по-человечески, что ли. Отчего бы это? От встряски в связи с девицей Лерой? Или это его тетка на него стала влиять благотворно? Вернее, не тетка, а семейный образ жизни. Все-таки люди меняются со временем. Может, и Бен может измениться?

24 февраля, среда. Ужас! Даже не могу писать об этом.

25 февраля, четверг. На что надеялась? На то, что сегодня проснусь и все вчерашнее окажется всего лишь дурным сном? Видимо, да. Но ничего не вышло. В том смысле, что эта ужасная действительность так и осталась со мной.

А если по порядку…

Я выходила из здания. Вечером, после работы. Делаю пару шагов в сторону метро, и вдруг… рядом тормозит «вольво». Из нее выходит генеральный.

– В метро? – спрашивает он. – Садитесь, подвезу вас.

Так по-будничному говорит, как будто подвозить меня до метро-его ежедневное занятие. Я сажусь. Тоже очень по-будничному, как будто ездить с генеральным до метро-мое ежедневное занятие. Но это оттого, что не успеваю ничего сообразить.

Мы едем к метро. Генеральный спрашивает что-то о том, где я живу, как добираюсь, нравится ли мне мой район и все в таком духе. Я машинально отвечаю, а сама судорожно пытаюсь охватить мыслью то, что происходит. Мысль конкретно тормозит, а вот шестое чувство-то откровенно взбудоражено.

Как выяснилось через пять минут-не напрасно.

Мы останавливаемся у метро.

– Спасибо, – говорю я.

– Не за что, – отвечает генеральный.

Я берусь за ручку, чтобы открыть дверцу.

– Знаете, Ира, – вдруг слышу я, – я тут подумал…

«Ира»? Это откуда выскочило? Он так никогда меня не называл. Он вообще меня никак не называл до этого. Во всяком случае, я не помню, чтоб он меня как-то называл. Я оставляю ручку дверцы в покое и поворачиваюсь к нему. Генеральный смотрит на меня, выражение лица непонятное. То ли оттого, что сумерки, то ли оттого, что он умышленно делает его непонятным.

– Наш разговор, – продолжает он. – В пятницу.

– Да? – бормочу я. – Никому не говорить об этом?

Похоже, генеральный сбит с толку.

– О переменах, – напоминаю ему я. – В компании. Которые вы собираетесь сделать. Я уже подумала об этом и хотела вам сама сказать, что я все понимаю…

– Нет, – перебивает он меня. Я о другом. – Он делает паузу, выглядит при этом как человек, которому крайне неловко. – На самом деле все совсем не так. Перемены, конечно, намечаются, но… Вы спросили о Лондоне.

– Да, – говорю я. – И что Лондон?

– Он никакого отношения к этим переменам не имеет, – отвечает генеральный. – Просто… – усмехается он. – Просто мне хотелось сделать вам что-то приятное. Подарок, что ли.

Только не это, только не это! Я чуть не заплакала.

– Не будете спрашивать почему? – говорит он.

Я молча мотаю головой. А чего спрашивать? И так все ясно. Тимон оказался прав.

Мы молчим.

– Смешно, – наконец-то говорит он.

Я осмеливаюсь взглянуть на него. Он совсем не выглядит веселым.

– Я никогда не думал, что подобное может со мной случиться, – продолжает он. И сначала даже не понял, что произошло. Верите?

Я киваю. Конечно, верю. Так обычно все и бывает. Сначала не понял, во что вляпался, а потом уже и не выбраться.

– И все это… – говорит он, – ни к чему.

Абсолютно в точку. Жена плюс двое детей. Ни к чему.

– И хуже всего, – продолжает он, – что невозможно сказать…

– Зачем, – все-таки не выдерживаю я, – зачем тогда вы говорите?!

Пару секунд он молча изучает мое перекошенное лицо, потом говорит:

– Извините меня. Я поставил вас в дурацкое положение.

Он извиняется за то, что втрескался в меня??? Я дергаю ручку дверцы и вылетаю на мороз. Бегу к метро, вытирая слезы рукой. Приезжаю домой и падаю в углу. Лежу там пару часов, в голове звон. Потом пью снотворное и отрубаюсь. До сегодня. В надежде, что все это мне примерещилось.

Но утром понимаю, что с этим теперь придется жить. И еще понимаю, что сегодня не способна идти на работу. Звоню Бену и простуженным голосом отпрашиваюсь.

– Да-да, – заботливо говорит он, – посиди дома. Хочешь, и завтра не приходи.

Хочу. И завтра. И вообще…

26 февраля, пятница. Открылась друзьям.

– Круто, – сказала Кэт.

Я ж тебе говорила, – сказала Юлька.

– Ха-ха, – сказал Тим.

– И что теперь? – спросила я.

Они все дружно пожали плечами. Хорошенькое дело! Я-то рассчитывала на помощь. На совет. На план действий.

– Зачем он мне это сказал? – прогундела я. – Неужели на что-то рассчитывал?

– Дура ты, Ларина, – проскрипела Кэт.

– Почему дура-то? – вскинулась я.

– Почему сразу «рассчитывал»? А тебе не приходит в голову, что у человека просто случается потребность сказать другому человеку, что он его элементарно любит?!

Я изумленно уставилась на Кэт. Я не ослышалась? Это она изрекла? Наш штатный циник и скептик?

– Что ты лупишься на меня? – продолжала скрипеть Кэт. – Сказал и сказал. Значит, не мог по-другому. Теперь надо думать, что с этим делать дальше.

О, ура! Все-таки без советов не обойдется.

– Оставь все как есть, – сказал Тим.

– Это как? – спросила я. – Ходить на работу как ни в чем не бывало?

– Тогда заведи с ним роман, – предложила Юлька.

– Ты чё, с ума сошла? – возмутилась я.

– Я ж не предлагаю роман по тяжелой, – сказала Юлька. – Так, кофе попить, поболтать. Глядишь, у него это скоро пройдет. Так бывает.

– Нет, – сказала я.

– А какие у тебя еще варианты? – спросила Кэт.

Она права. Никаких. Может, конечно, озарит… Но если не озарит, в понедельник на работу…

1 марта, понедельник. Повезло. Генеральный улетел в Москву.

Но настроение все равно паршивей некуда.