соединений?» И он ответил: «Величайшей. Еврейские солдаты стоят перед лицом одной возможности: убить врага или погибнуть…»[733]

Характерно, что при этом в официальных отчетах ЕАК фокусировался исключительно на достижениях, отражавших его узкие обязанности по взаимодействию с просоветскими организациями за рубежом и подготовке материалов для международной прессы. Приводившаяся в отчетах внушительная статистика призвана была доказать полезность комитета и защитить его от ликвидации после войны[734].

Трудно сказать, насколько эта статистика отражала действительность. В целом эффективность усилий Совинформбюро по проникновению в западную печать оставалась не слишком высокой, о чем свидетельствуют сообщения, поступавшие в Москву от советских дипломатов. В апреле 1942-го Максим Литвинов телеграфировал из Вашингтона:

Большие американские газеты не публикуют материалы СИБ [Совинформбюро] по следующим соображениям: 1. В статьях мало или совсем нет конкретных фактов, названий мест, дат и прочее. 2. Статьи, как правило, слишком велики, в то время как американская печать помещает статьи размером не более 500 слов. 3. Газеты предпочитают печатать материал, полученный из СССР от своих собственных корреспондентов [735].

В свою очередь советский посол в Великобритании Иван Майский просил присылать только небольшие по объему статьи (500–700 слов), отличающиеся живым выразительным стилем[736]. Критиковался также язык переводов. В январе 1944 года Лозовский признавал, что не имеет возможности «дать точной цифры, сколько печатали, сколько не напечатали, т. к. учета еще нет»[737].

Можно предположить, что на общем фоне «печатаемость» материалов, поставляемых ЕАК, выделялась в лучшую сторону. За долгие годы работы в еврейской прессе США Шахно Эпштейн, несомненно, изучил «формулу», по которой требовалось готовить статьи для американских газет. Не говоря уже о том, что многие западные издания на идише, недоступном советским дипломатам в Вашингтоне и Лондоне, симпатизировали СССР и принимали материалы ЕАК с куда большей охотой, чем англоязычная печать.

Осенью 1945 года Михоэлс заверил своих коллег, что у ЕАК есть будущее. Кроме того, он доверительно сообщил, что с 1 января 1946-го комитет может получить разрешение на независимое от Совинформбюро существование, выполняя другие функции и издавая ежедневную газету с более высоким тиражом[738]. В июле 1945-го Лозовский поддержал идею послевоенной трансформации пяти антифашистских комитетов (или даже сам выступил ее автором). Позднее он предложил преобразовать Советское информационное бюро в Министерство печати и информации. В июле 1946-го столь смелая инициатива – с претензией на министерский пост – будет стоить ему должности заместителя министра иностранных дел, а в июне 1947-го его отстранят и от руководства Совинформбюро. В числе претензий к Лозовскому присутствовала «засоренность» аппарата ведомства: из 154 работников – 74 еврея и только 61 русский[739].

Несмотря на это, план трансформации комитетов получил одобрение, и почти все они раньше или позже обрели новые названия – уже без прилагательного «антифашистский». С ЕАК этого не произошло.

Трагический итог

К концу 1946 года будущее комитета выглядело настолько мрачным, что в нем подготовили план прекращения собственной деятельности. Согласно этому документу, предполагалось, во-первых, сохранить в Совинформбюро небольшое подразделение – ИСПА (Yidishe sovetishe pres-agentur — Еврейское советское пресс-агентство), состоящее из девяти человек[740], и, во-вторых, учредить две штатные должности еврейских референтов – при иностранной комиссии Союза писателей и при Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей (БОКС)[741]. Затем специальная комиссия ЦК из пяти человек на нескольких грузовиках вывезла весь архив ЕАК и изучала его два или три месяца[742].

Тогда план закрытия комитета остался нереализованным, он продолжил свою работу и даже – в связи с увеличением объема работ – поставил перед руководством «вопрос о некотором увеличении штата»[743]. Ничто не предвещало жестокую ликвидацию организации.

В январе 1948-го в инсценированном дорожно-транспортном происшествии погиб Михоэлс (в действительности его убили сотрудники МГБ)[744]. Тем не менее казалось, что жизнь идет как и прежде. Имя Михоэлса было присвоено московскому ГОСЕТу, а Нохем (Наум) Ойслендер, получивший звание «профессора еврейской литературы» еще в 1930-е годы, возглавил Театроведческий кабинет имени С. М. Михоэлса при еврейском театральном училище. В феврале он обратился за финансовой помощью в ЕАК: деньги требовались для работы над биографией покойного, «ярким документом, свидетельствующим о многогранной великолепной жизни большого советского гражданина и художника»[745].

Признание советским правительством государства Израиль в мае 1948-го поставило перед комитетом и его газетой практически неразрешимую задачу: в своих материалах подбирать слова настолько точно, чтобы не быть обвиненными в национализме. Почту газеты накрыл в те дни поток восторженных читательских писем, и Гершон Жиц, редактор «Eynikayt», обратился за разрешением на их публикацию в МИД, но оттуда последовал запрет[746]. А несколько месяцев спустя тон освещения событий на Ближнем Востоке в советской печати резко изменился, и тот же Жиц доложил президиуму ЕАК, что читатели встретили создание государства «довольно сдержанно, далеко не так, как это некоторые пытаются представить». Восторженные письма, по его словам, пришли «главным образом от работников торговой сети и некоторой части интеллигенции», причем не той интеллигенции, «которая занимается развитием еврейской культуры»[747].

К тому времени «правильное» отношение к появлению Израиля на карте мира разъяснила статья Эренбурга, написанная по прямому указанию Сталина и напечатанная в «Правде». Эта страна, по словам писателя, приютила «людей, случайно избежавших печей Освенцима», она «напоминает… корабль, ковчег, плот, на котором держатся люди, застигнутые кровавым потоком расизма и фашизма». Но при всем сочувствии к еврейским беженцам, советский человек «смотрит на людей любой буржуазной страны, в том числе и на людей государства Израиль, как на путников, еще не выбравшихся из темного леса». Главный вывод статьи звучал так: «Гражданина социалистического государства никогда не сможет прельстить судьба людей, влачащих ярмо капиталистической эксплуатации»[748].

В октябре Жиц еще пытался убедить Леонида Ильичева, занимавшего тогда должность заместителя заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), в необходимости удвоить тираж газеты «Eynikayt», чтобы хотя бы «частично удовлетворить спрос» и заодно, благодаря ожидаемому дополнительному доходу, уменьшить размер дотации, получаемой из государственного бюджета на ее выпуск[749]. А с ноября все того же 1948 года началось разрушение всей инфраструктуры еврейской культурной жизни в стране: последовательно закрылись ЕАК и его печатный орган, издательство «Дер эмес», другие остававшиеся учреждения и организации, за исключением газеты «Birobidzhaner shtern», которая по-прежнему влачила жалкое существование в удаленной дальневосточной автономии. Еврейские секции Союза писателей также навсегда исчезли[750].

В логике сталинского режима уничтожение ЕАК поддается пониманию: комитет превысил свои полномочия и стал