Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14) Маслобойка деревянная.
15) Вадна – медная посуда для домашнего обихода, часть приданого.
16) Ступка деревянная.
17) Титбрис лагани – таз из желтой бронзы.
БАКУ В Баку я пробыл с 10/VI-11/VI-1938 г. Здесь я ознакомился с богатейшим собранием по еврейской иконографии коллекционера И. А. Ольшанецкого[682]. Тов. Ольшанецкий – коллекционер любитель. Свои материалы он тщательно собирает уже свыше сорока [лет]. При ознакомлении с собраниями Ольшанецкого оказалось, что к вопросам еврейской этнографии относится только часть материалов. Уступить музею только эту часть тов. Олыпанецкий не соглашался, приобрести же всю коллекцию я считал нецелесообразным. В настоящее время все собрание тов. Олыпанецкого приобретено Музеем евре[йской] культуры в Одессе, где я и предполагаю получить этнографическую часть материалов.
_________________________
Таковы краткие итоги моей командировки.
Как я уже указывал, моя командировка была ограничена как маршрутом (посещение отдельных музеев и отбор имеющихся у них дуплетных материалов), так и методами работы (я не мог попасть в поле для непосредственного сбора материалов в быту). Тем не менее в результате командировки мне удалось собрать значительные собрания материалов, которые дали возможность пополнить многие пробелы строящейся экспозиции, как в старой, так и в ее новой части, и тем самым открыть экспозицию.
В результате командировки также закреплена связь с посещенными музеями и, в особенности, с таким солидным по своим собраниям музеем, как Музей еврейской культуры в Одессе. С одесским музеем, в частности, достигнуто следующее соглашение:
1. Одесский музей выделяет и передает Гос. музею этнографии все то, что имеет непосредственное отношение к еврейской этнографии.
2. В обмен на эти материалы Гос. музей этнографии должен передать одесскому музею из своих еврейских фондов все то, что не имеет отношения к еврейской этнографии.
3. Одесский музей и Гос. музей этнографии координируют свою работу в области изучения культуры и быта евреев.
4. Организуют, по договоренности, совместные экспедиции.
И. ПУЛЬНЕР
26/IV-1939r.
г. Ленинград
НА РЭМ. Ф. 9. Оп. 1. Д. 24. Л. 1-10. Машинопись. Копия.
Глава 4
Смертельно опасное национальное единение Еврейский антифашистский комитет в СССР: полномочия, превышение полномочий, судьба[683]
Геннадий Эстрайх
Комитет с литературным уклоном
В 1938 году, после закрытия всех (за исключением театрального училища в Москве) еврейских учебных заведений, существовавших ранее в европейской части СССР, а также московской газеты «Der ernes» («Правда»), инфраструктура культурной жизни на языке идиш в стране радикально сократилась. Некоторое расширение этой инфраструктуры вновь происходило с сентября следующего года по июнь 1941-го в аннексированных районах Польши и Румынии, а также в прибалтийских республиках: новая власть открывала там еврейские школы, периодические издания и театры. Одновременно бывшими польскими, румынскими, литовскими и латвийскими гражданами укреплялись кадры советской еврейской культуры, в частности ими пополнялись еврейские секции Союза писателей СССР[684]. До войны действовало три таких секции: одна функционировала на базе московского отделения всесоюзной организации, две другие – на Украине и в Белоруссии. Первоначально, при основании Союза писателей в 1934 году, предполагалось, что членство в них будет открыто для всех литераторов-евреев вне зависимости от языка творчества. Поэт Перец Маркиш, возглавлявший секцию в Москве, вспоминал:
…когда создавалась секция, когда мы предлагали евреям, пишущим на русском языке, вступить в нашу секцию и выделить комиссию по еврейской литературе, к нам шли очень неохотно. Эта комиссия должна была рекрутироваться из других национальных секций, чтобы был обмен опытом. К нам был выдвинут [поэт Михаил] Светлов. Он сказал: «Что я могу сделать?» Но когда ему предложили пойти в грузинскую комиссию, он согласился[685].
В конце концов из этой затеи ничего не вышло, и в еврейских секциях сгруппировались только поэты, прозаики, драматурги и литературоведы, писавшие на идише. Такой «языковой подход» соответствовал и общепринятой в СССР системе категоризации писателей и актеров в качестве еврейских, русских или, скажем, украинских.
С началом войны членство в Союзе писателей зачастую стало определять судьбы людей. С одной стороны, обладатели членского билета (национальность при этом не имела значения) относились к разряду населения, которому властные структуры оказывали помощь при эвакуации в восточные регионы страны и обустройстве на новом месте. В Самарканде и Алма-Ате при местных отделениях ССП даже возникли тогда свои еврейские секции, объединившие эвакуированных писателей[686]. С другой стороны, в Москве через Союз писателей осуществлялся набор в народное ополчение. Среди ополченцев, погибших в боях на подступах к столице, было и немало еврейских авторов, например поэт Самуил Росин, прозаик Самуил Годинер, литературоведы Арон Гурштейн и Меер Винер[687]. Еврейские литераторы служили – и погибали – также и в регулярных частях Красной армии. В 1985 году, к сорокалетию победы над фашизмом, московское издательство «Советский писатель» выпустило сборник стихов на идише «Di lire» («Лира»), в который вошли произведения двадцати трех поэтов, не вернувшихся с фронта.
Еврейские секции ССП оказались тесно вовлечены в деятельность Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), первым мероприятием которого «задним числом» официально считался так называемый радиомитинг еврейской общественности, состоявшийся в конце августа 1941 года в московском парке имени Горького и транслировавшийся на весь мир. На самом деле в коридорах власти идея создания ЕАК к тому моменту окончательно еще не выкристаллизовалась – свое место в структуре государственного аппарата он займет только в феврале 1942-го. Изначально комитет располагался в Куйбышеве (ныне Самара), куда временно переехали многие правительственные учреждения и иностранные посольства – из опасений, что Москва может быть сдана. 7 июня у новой еврейской организации появился собственный печатный орган – газета на идише под названием «Eynikayt» («Единение»), первые месяцы выходившая раз в десять дней, а в сентябре, когда ЕАК вместе с редакцией переместился в столицу, ставшая еженедельной. В Москву возвратились и многие еврейские писатели (некоторые, как Ицик Фефер, бывший киевлянин, поселились там впервые)[688]. С 22 февраля 1945-го «Eynikayt» выпускалась уже три раза в неделю. Фактически издание заменило собой всю советскую периодику на идише, прежде всего газеты, печатавшиеся перед войной в Киеве, Минске, Вильнюсе, Белостоке, Риге и Львове[689].
В годы войны большинство потенциальных читателей такой периодики находились в центрах эвакуации на востоке страны, что отражалось на географии распространения «Eynikayt». Подписка на газету лимитировалась, при этом в 1944 году, например, 400 экземпляров выделялось Свердловской области, 300 – Ташкентской, по 250 – Горьковской, Челябинской и Чкаловской, и только по 50 – Киевской и Харьковской[690]. В отсутствие альтернатив потребность в газете была высокой, и даже в