Мягкая рука озабоченно пощупала ее лоб – на этот раз увернуться она не успела. Человек вздохнул и зарядил ампулу в инъектор. Айа быстро отползла на другой край огромной кровати.

– Там инъекторы, тут инъекторы… – недовольно проворчала она.

– Анна, – человек потянулся к ней. – Давай успокоимся и…

– Я спокойна, как шиари на тридцатом уровне.

– Ладно, я подожду, – и человек, отвернувшись, стал смотреть в окно. В стекло беззвучно бились крупные снежинки. Человек весь обмяк, как неплотно набитое чучело, сгорбился и бессильно опустил руки на колени. И хотя в одной из этих рук все еще поблескивал инъектор, Айе почему-то стало его жалко. Путаясь в одеяле, она приползла обратно.

– Надоели мне эти инъекторы до смерти.

Человек отреагировал неожиданно. Он обнял Айю за плечи и прижал ее голову к своему солидному животу.

– Что ж поделаешь, милая… – тихо сказал он. – Что ж поделаешь…

Сначала Айа попыталась высвободиться, кривясь от бившего в нос чужого запаха. Человек не удерживал ее, просто размеренно гладил по волосам, и вскоре она затихла. В носу щекотало, но уже не от стойкого аромата постороннего вида. Не успев понять, что с ней происходит, Айа заревела. Слезы текли быстро и обильно, как вода, оставляя темные следы на мягком домашнем одеянии человека. Айю так давно никто не жалел – шиари выражали дозированное сочувствие, не посягая на независимость пациента, Селес терпел, корабль понимал и поучал…

– А мне… А мне… – всхлипывала Айа.

Вдруг оказалось, что больше всего на свете ей было нужно, чтобы ее кто-нибудь пожалел, что жалость не унизительна, а необходима, и ей она необходима больше, чем любому другому существу во Вселенной.

Человек укачивал ее, будто детеныша, и тихонько повторял какие-то бессмысленные успокаивающие слова, уютные, как он сам. А Айа плакала и плакала, пытаясь поглубже зарыться лицом в складки его одежды.

– И давно вы тут?

– Давно, очень давно… Ожидание утомляет… В ангаре никого…

– Разве шиари не разрешают кораблям прогулки?

– Они разрешают… Хозяин – нет…

– Тарантайка, молчать!

– В свои полчаса я могу говорить, что… что х-хочу…

– Какие полчаса?

– Полчаса в ментальном поле в сутки. Больше хозяин не разрешает.

– Потому что ты мне надоедаешь!

– И не разрешает говорить с чужими…

– Радар отвинчу!

– Мне удалось связаться с кем-то из вас… Один раз… без разрешения… Теперь мне нельзя вообще ни с кем говорить…

– Да, я помню, просьба о помощи… Чтобы мы тебя забрали. Прости, столько всего навалилось, я совсем забыл…

– Никто не заберет мой корабль, ясно?

– Пожалуйста, поговорите с ним… Убедите его… Хозяин незлой. На самом деле…

– Тарантайка, твое время вышло.

– Не ври, гуманоидный!

– А тебя я вообще не знаю!

– Взаимно!

Встревоженные корабли кружили в ментальном поле вокруг своего собрата. Тарантайка Рамара оказалась необыкновенно тихой, робкой и взволнованной. Этот корабль явно побаивался своего симбиотического партнера, и то, что происходило сейчас, очевидно, было бунтом.

– Убедите его… вас он послушает.

– В чем они меня убеждать будут, а?

– Объясните ему, что он… не найдет тут свою душевную гармонию… Нет никакой душевной гармонии! – с неожиданным надрывом воскликнул корабль. – Шиари только успокаивают!

– А мне и нужно спокойствие!

– Тебя они не успокоят! Пожалуйста, объясните ему, что они ему не помогут! Три курса уже… это дорого! Убедите его… убедите его попробовать что-то еще…

– А что с ним такое?

– Я вообще-то здесь.

– Что с тобой такое?

– Инфокапсулы! Все из-за этих капсул! Он…

– Тарантайка, время!

– Не слушай его! Эй! Вернись и договори!

– В отличие от вас, мой корабль знает свое место.

Увлекшийся перепалкой Рамар не сразу вспомнил о госте, который никак не проявлял себя в ментальном поле, но все еще находился в его каюте. Селес, внимательно выслушавший весь разговор, смотрел на Психа с интересом.

– Так на чем мы…

– Инфокапсулы. – Селеса, похоже, уже не очень пугали механические конечности. – Самонаводящиеся, если не ошибаюсь?

– Допустим… – Псих тоже нехорошо прищурился.

– Покажи.

– Зачем?

– Интересно, – честно признался Селес.

Айа сидела на мраморном бортике маленького бассейна и болтала в воде ногами. Здесь тоже были рыбки. Разноцветные, с роскошными веерами плавников, они смело подплывали к ее ступням и тыкались в них носами. Айа улыбалась. Ей было хорошо.

Пожилая человеческая самка подтащила к бассейну наполненный оранжевыми плодами контейнер и остановилась передохнуть.

– Ты бы помогла, – укоризненно сказала она.

– Разве тут нет всяких специальных роботов?

– Ни одна железка не приблизится к моему саду.

Айа спрыгнула с бортика, схватила контейнер и поставила его на другие, тоже заполненные плодами – красными, желтыми, лиловыми.

– Разбрызгиватель возле лимонов включила?

– Нет, – Айа оглядела растущие вокруг деревца. – Я даже не знаю, кто из них лимоны…

– Пора тебе учиться ухаживать за садом. Когда-нибудь все это будет твоим.

Высоко-высоко под потолком сияли лампы, идеально имитирующие солнечный свет. Журчал фонтанчик в бассейне, шумели разбрызгиватели, среди деревьев, уверенно рассекая крыльями влажный пахучий воздух, пролетали бабочки.

– Я бы хотела, чтобы все это было моим, – призналась Айа. – Очень-очень.

– Дай старикам еще лет… тридцать, – засмеялась женщина.

– Оно будет моим, когда вы умрете? Нет, тогда не надо.

– Все и так твое. Только научись отличать лимоны от слив, пожалуйста.

Пожилая самка повела Айю по дорожке из белого гравия, останавливаясь возле каждого дерева и что-то объясняя. Но Айа ее не слушала – она пыталась поймать хотя бы одну бабочку. Наконец ей это удалось, маленькое перламутровое существо отчаянно забилось у нее в кулаке. Женщина повернулась к Айе, и, хотя ее лица не было видно, Айа чувствовала, что она улыбается.

– Никудышный ты садовник.