Ермолов сменил в должности наместника генерала Николая Федоровича Ртищева, вместо которого Кавказом, в сущности, управляла его жена. В каком состоянии принял он подведомственный край и вверенные ему войска? Подробный ответ на этот вопрос Алексей Петрович даёт в письме от 26 января 1817 года, адресованном всесильному тогда графу Алексею Андреевичу Аракчееву. Нет необходимости приводить его полностью, чтобы не выбиваться из стилистики повествования, но на отдельных положениях сего послания надо остановиться.

Знакомство с краем началось с административного центра, где находилась резиденция главноуправляющего. Тифлис — город многолюдный, населенный постоянными жителями (без малого двадцать тысяч человек) и гостями, приезжающими на Кавказ по делам службы из столиц и соседних губерний. Полиции в нем не было, кроме «нескольких негодных квартальных», поэтому за порядком никто не следил. Налоги собирались без учета каких-либо правил, а деньги расходовались без контроля. «Богатый и бедный платили поровну с лавки и комнаты. Различие состояний не принималось в рассуждение». Право же, не у ртищевских ли чиновников учились нынешние финансисты, определяя ставку подоходного налога и с зажравшихся олигархов, и с нищих профессоров вузов, которые не берут взяток?

Прежде чем продолжить историю жизни Алексея Петровича Ермолова, необходимо вернуться в Грузию времён царя Ираклия II, умолявшего Екатерину II принять его страну в состав России…

* * *

28 июля 1783 года был подписан Георгиевский трактат, по условиям которого правительство Екатерины II брало на себя обязательство отстаивать территориальную целостность Грузии и предоставляло новым подданным одинаковые с русскими права. Царь Ираклий получил полную свободу в сфере внутреннего управления, но уступал ее величеству все вопросы внешней политики.

Подписанный представителями обеих сторон Трактат был доставлен в Петербург 17 августа. Путь важного курьера в столицу лежал через захолустный Кременчуг, в котором скучал вдали от своей возлюбленной Григорий Александрович Потемкин, отвечавший за сношения России со странами Востока, в том числе и с Грузией.

«Вчерашний день, — писала ему Екатерина Алексеевна, — я письмо твое получила через полковника Тамару; он привез и грузинское дело, за которое снова тебе же спасибо. Прямо ты — друг мой сердечный! На зависть Европы я весьма спокойно смотрю, пусть балагурят, а мы дело делаем».

Императрица была рада успеху и тому, как он был достигнут: без единого выстрела и без затрат. Устами грузинского царя просил у нее защиты целый народ. И она окажет ему помощь, оградит от вторжений с удовольствием, равным славе, уже приобретенной, и пользе, ожидаемой от этого акта милосердия и дружбы.

Грузины торжественно отпраздновали заключение Георгиевского трактата. Они ликовали искренно, шумно, с надеждой. Веселье на улицах Тифлиса подогревалось слухами о том, что совсем скоро, как только будут построены мосты на Тереке и дорога в горах, придут русские войска и тогда уже никто не осмелится ворваться в пределы Грузии.

Уже к октябрю дорога в Грузию была готова. Пролегала она по местам, где прежде человек не мог пройти без опасности низвергнуться в пропасть. А принимавший работу русских солдат генерал Павел Сергеевич Потемкин промчался по ней в коляске, запряженной восьмериком. Признав путь вполне удовлетворительным, он отправил в Тифлис два егерских батальона при четырех орудиях, которые вскоре вступили в столицу Ираклия II.

Военно-Грузинская дорога разделила Кавказ на две части: к востоку от неё находились Чечня и Дагестан, к западу — Кабарда, простирающаяся до верховий Кубани, а далее — закубанские земли, населённые черкесами. Это были три основных направления, на которых приходилось действовать корпусу Ермолова.

Положение русских в Грузии могло быть надежным лишь после утверждения их на Северном Кавказе. Поэтому там закладываются новые крепости, создается Кавказская оборонительная линия, куда отправляются военные команды, чтобы содержать посты и охранять следующих по ней курьеров и путешественников. На большее у России в то время просто не хватало ни сил, ни средств. Она втянулась в беспрерывные войны с горцами, турками, шведами, поляками, персами, французами и коалицией европейских стран.

Продвижение русских в Грузию вызвало беспокойство турецкого правительства. Агенты султана, разъезжая по Кавказу, старались сплотить правоверных против православных. И не безуспешно. Над царством Ираклия II нависла серьезная опасность со стороны азербайджанских ханств. А генерал-поручик Потемкин не мог оказать никакой помощи, подчиненный ему корпус втянулся в настоящую войну с горцами, поднятыми каким-то «пророком» из Чечни. Россия одолела всех…

Что касается «божьей благодати», то Лермонтов, скажу откровенно, несколько преувеличил: не всех она охватила, но разорительные набеги персов и турок действительно прекратились, конечно, не сразу — постепенно. О стихах уже не говорю: «злой мальчик», как называли Михаила Юрьевича современники, был наделён Господом поэтическим даром гения.

Надо сказать, советские потомки подданных царя Ираклия долго с благодарностью вспоминали тот день, когда был подписан Гергиевский трактат. В последний раз они созвали гостей в Тбилиси по случаю 200-летия договора. И я там был. Выступал с докладом на конференции и по республиканскому телевидению, знакомился с грузинской столицей и ее окрестностями. Счастливое, незабываемое время! Казалось, никто не сможет разрушить наши добрые отношения. Увы, бездарные политики смогли.

Выходит, Георгиевский трактат утратил свою силу? Похоже, ведь опасность физического истребления народа, реальная в конце XVIII века, сегодня исчезла. Вот и захотелось независимости…

* * *

Заниматься внутренними проблемами Грузии было некогда, да и некому. Поэтому переход этой многострадальной страны под покровительство России пока не отразился на ее сословиях. Местное дворянство оставалось грубым и необразованным. «Беспутное и самовластное правление» преемников Ираклия II, не брезговавших захватом чужой собственности, по мнению Ермолова, лишь ожесточило его против любого правления.

Цари стали грабителями своих подданных. Глядя на них, и дворяне «почитали всякий способ обогащения» возможным и даже нравственным. По мнению Ермолова, потребуется еще немало времени, чтобы изменить их представления о добре и зле.

Александр I лишил наследников Ираклия II прав на грузинский престол. Но и чиновники русской администрации в Тифлисе, отойдя от страха, который вселила в них строгость князя Павла Дмитриевича Цицианова, уступившего власть упомянутому Николаю Федоровичу Ртищеву, погрязли в воровстве и взяточничестве. Естественно, они ненавидели нового начальника, и он знал об этом, но заменить их было некем. Поэтому он пользовался услугами прежних лихоимцев, припугнув их суровым наказанием.