Вот как закончил Ермолов упомянутое письмо к графу Аракчееву, отправленное из Тифлиса в конце февраля 1817 года:

«… Больно мне признаться, но скажу вашему сиятельству, как благодетелю моему, что… некоторые из предшественников моих своею слабостью приучили народ к неповиновению и утвердили дух мятежный. Не всегда строгая справедливость была знаменем их поступков. Покровительство не оправдывалось правотою и честью. Пути кривые открыты были для пронырливых и подлых людей. Доверие к правительству не укоренилось, должного уважения к власти не существует. Отсюда причины много раз возгоравшихся мятежей и бунтов. Виновники последнего из них или мало наказаны, или наказаны менее виновные. А некоторые не только прощены, но и награждены даже.

Мое поведение будет совсем другим. У меня нет власти, нет воли, кроме силы законов. Но, клянусь, что сила будет полная, без уважения лиц, что будут повиноваться и вскоре даже без малейшего ропота.

Хочу, чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово моё было для азиатцев законом, вернее неизбежной смерти. Снисхождение здесь — знак слабости, и я прямо из человеколюбия буду строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены».

В другой раз Ермолов писал:

«Здесь у всех одна мысль, что надобно страшиться общего негодования, которое всегда является в виде бунта. Подобными страхами изведывали робость начальников и вырывали потворство и слабые меры. Во мне нет сей боязни, и я смело заключаю, что редки будут подобные прежним происшествия или совсем, может быть, не случатся».

Алексей Петрович принимает меры по пресечению злоупотреблений в «гражданской части», по упорядочению судопроизводства. «Не берусь я истребить плутни и воровство, но уменьшу непременно, — писал он Арсению Андреевичу Закревскому, — и теперь уже на некоторое время приостановились».

Перед трудностями у Ермолова не опустились руки, не опостылели разом все дела. Напротив, он проникся верой в свои силы и готов убедить население огромного края, что ему выпало несказанное «счастье принадлежать российскому государю».

В России всегда было немало «достойных людей». Нашлись они и в прежней администрации генерала Ртищева. С их помощью новый наместник обнаружил несколько «нечистых дел» и наложил секвестр на имущество некоторых чиновников администрации впредь до обнаружения пропавших казенных денег. Он организовал работу полиции, которая до него существовала лишь на словах, арестовал прежних ее начальников и назначил новых.

В полиции Ермолов обнаружил более шистисот нерешенных дел. Он лично изучал их, затем шел в крепость, где содержались арестанты. «Некоторым по возможности облегчал участь или, по крайней мере, ускорял решение судьбы». В течение двух недель Авгиевы конюшни ведомства охраны порядка в Грузии были очищены.

Труднее было навести порядок в администрации мусульманских провинций Кавказа, присоединенных к России предшественниками Ермолова в основном мирным путем, посредством заключения двусторонних трактатов с ханами. Гудович, Паулуччи и Ртищев, предоставив им значительные уступки в ущерб интересам их же подданных и интересам самой империи, они создали немало проблем будущим наместникам, в данном случае Ермолову.

Власть ханов была наследственной и практически неограниченной. Согласно упомянутым трактатам даже измена не могла быть достаточным основанием для передачи власти в руки русской администрации. Поэтому они истязали и грабили народ нещадно. Не случайно по прибытии на Кавказ Ермолов буквально был завален жалобами на произвол местных правителей.

Главнокомандующий предупредил их, что если удостоверится в справедливости этих обвинений, то заставит каждого отвечать за свои злодеяния.

Предупреждение, однако, мало подействовало, ибо новый наместник должен был прежде познакомиться с ханами и их чиновниками, обстоятельно вникнуть в образ их правления, а потом уже принимать какие-то меры. На это же требовалось время…

Решая неотложные дела по организации гражданского управления, Ермолов ни на минуту не забывал, что государь назначил его командующим в Отдельный Грузинский корпус. Вникнув в быт солдат, он совсем не удивился чрезмерной их смертности. В казармах было сыро, стены грозили обрушением. Но и таковые жилища доставались немногим героям недавних войн с Турцией и Персией. Большинство же защитников Отечества обитало в землянках, по определению Алексея Петровича, «истинных гнездах всяких болезней, опустошавших прекрасные здешние войска».

Половину офицеров следовало удалить из корпуса, ибо даже самый снисходительный начальник терпеть таких не мог. Кроме знаменитого Петра Степановича Котляревского, все прочие полковые командиры «обзавелись хуторами, табунами и хозяйством» и не занимались своими полками.

Я уже обращал внимание на генетически обусловленное остроумие Алексея Петровича. Оно в полной мере проявилось и в его отзывах о генералах корпуса. Не откажу себе в удовольствии познакомить читателя с некоторыми перлами из его многочисленных писем к «любезному другу Арсению» Андреевичу Закревскому, генерал-адъютанту императора Александра I:

«Здесь есть у меня генерал-майор Тихановский, весьма старый офицер и довольно много служивший. Он утомленные службою силы свои нередко укрепляет такими средствами, которые ноги ослабляют. Сжальтесь надо мною, и без него у меня есть генералы, ни на что не годные. В сем смысле особенно рекомендую…

Загорский… Неужели ты не утешишь меня переводом его в другую дивизию в Россию? Он усердный человек, но здесь нужен немного поумнее… Не подумай, однако, что я хочу сбыть его с рук, божусь, что нет…

Дренякин… Этот не менее глуп, но никак не хочет того признать и потому умничает… Избавь меня хоть от него…

Пестель, дядя будущего декабриста... Германский рыцарь. Жаль, что нет в нем живости. Он также принадлежит к тому числу людей, которых по справедливости уподобляю я ледовитому полюсу.

Мерлини… такая редкая блядь, что грех кого-нибудь снабдить им и, конечно, надо оставить здесь, ибо в его лице я почитаю волю Бога, меня наказующую… за тяжкие грехи!..

Истолкуй мне, почтенный Арсений, какой злой дух понуждает вас производить подобных генералов?.. Сообщи мне об этом для моего успокоения, если то не тайна государственная!»

Благо бы, такие генералы командовали только полками. Нет, каждому из них полагалась бригада или даже дивизия, а по совместительству еще и гражданская провинция в составе подведомственного наместнику края. Это уже слишком!

«Как избавиться от дряни в генеральских чинах»? — задумался однажды Михаил Семенович Воронцов. Алексей Петрович нашел ответ на этот вопрос.

Ермолов решил вызвать всех генералов в Тифлис (якобы по служебной необходимости), а командование подчиненными им войсками и управление провинциями, на которых они были расквартированы, возложить на достойных офицеров.