41,9. В том же году этот показатель был в Санкт-Петербурге – 93,1, в Пермском крае – 87,8, в Иркутской области – 67,4, Ярославской области – 63,9. Ниже 10 уровень разбоев был в Дагестане, Ингушетии, Чукотском АО.

Среднероссийский уровень грабежей в 2006 г. составил 250,3. Этот показатель в том же году был в Пермском крае – 580,3, Хабаровском крае – 478,9, Приморском крае – 403,8, в Удмуртской Республике – 549,5, в Иркутской области – 531,7, в Свердловской области – 433,3, в Ярославской области – 424,4, в Республике Марий Эл – 404,6, а ниже 30 – в Ингушетии (3,7!), Дагестане.

В 2006 г. при уровне краж в России – 1174,7 он оказался выше 1500 в Алтайском, Приморском, Красноярском и Хабаровском краях, в Бурятии, Удмуртии (2039,5!), в Иркутской и Тюменской областях, а в Пермском крае составил 2338,9. В том же году этот показатель был ниже 400 – в Дагестане, Ингушетии, Северной Осетии – Алании.

Наиболее высокие показатели зарегистрированных присвоений и растрат (свыше 100 на 100 тыс. населения в возрасте 16 лет и старше при среднероссийском – 55,2) в 2006 г. были в Татарстане, Чувашии, Карелии, в Пермском, Красноярском, Хабаровском краях, Новосибирской, Калужской, Курской областях; самые низкие (ниже 20) – в Дагестане, Ингушетии (3,3!), Амурской, Кемеровской и Тульской областях, в Санкт-Петербурге и в Москве (!). Полнота регистрации этих преступлений не может не вызывать сомнений.

Зависимость интенсивности преступлений против собственности от типа поселений (город – село) была представлена в табл. 4.5.

Грабежи и разбойные нападения – явно «городские» преступления. По кражам до середины 90-х гг. лидировал город, затем коэффициент криминальной активности жителей сельской местности стал относительно выше. А вот присвоения и растраты оказались «сельскими» преступлениями. Возможно, и в этом случае наблюдается эффект «селективности» со стороны органов правопорядка, ибо трудно предположить, что в городах меньше присваивается и растрачивается…

Таблица 8.2

Характеристика лиц, совершивших некоторые преступления против собственности, % от общего числа (1987–2004)

* Сведения только с 1993 г.

* Сведения только с 1993 г.

* Сведения только с 1993 г.

* Нет сведений.

Хорошо известны и легко объяснимы временные различия совершения имущественных преступлений. Так, квартирные кражи совершаются преимущественно в дневное время и в летний сезон, карманные кражи, особенно в транспорте – в часы «пик», кражи транспортных средств и из автомобилей – в ночное время, дачные домики разворовываются в зимнее время.

Глава 9

Организованная преступность

§ 1. К постановке проблемы

Today, it is difficult to distinguish where the reality ends and the fiction begins.[485]

J. Albanese

Тема преступности (вообще девиантности) издавна полна мифов. В еще большей степени мифологизирована организованная преступность – относительно позднее явление в жизни общества.[486] Но если организованная преступность Италии, США, Японии и других «капиталистических» стран изучается и обсуждается с конца 20-х гг. минувшего века (одно из первых исследований – The Illinois Crime Survey 1929 г., деятельность комиссии Kefauver в 50-е гг., труды D. Bell и D. Cressey, 50–60-е гг.), то для постсоветской России это совсем новая тема. Вспомним, что еще в 1986 г. шла дискуссия по вопросу: а есть ли организованная преступность в СССР?

В 90-е гг. появился ряд серьезных отечественных работ по организованной преступности,[487] а также главы, посвященные организованной преступности, в книгах Лунеева (1997, 2005), Хохрякова (1999), не считая многочисленных сборников статей и докладов (Организованная преступность, 1989; Организованная преступность – 2, 1993; Организованная преступность – 3, 1996; Организованная преступность – 4, 1998; и др.), а также социально-правовой альманах «Организованная преступность и коррупция: Исследования, обзоры, информация» (2000–2003 гг.). Значительный интерес представляют опубликованные в виде книг результаты журналистских расследований – прежде всего, А. Константинова и М. Дикселиуса, а также фактографический материал в газете «Ваш тайный советник» (Санкт-Петербург). В числе зарубежных исследователей современной организованной преступности в России следует назвать Johan Backman, Stephen Handelman, Patricia Rawlinson, Louise Shelley и др.

Однако нельзя сказать, что организованная преступность в России изучена достаточно полно. Теоретические и методологические основы ее изучения не вполне четко выражены. Отечественные разработки недостаточно «прописаны» в мировой науке. Нуждается в совершенствовании методическая база исследований. Главное же – организованная преступность и деятельность представляющих ее преступных организаций постоянно меняются как в целом по России, так и по отдельным ее регионам.

Можно назвать несколько уровней теоретического осмысления организованной преступности.

На общенаучном уровне мы исходим, во-первых, из системного анализа изучаемого объекта. И само общество, и его элементы, включая экономику, преступность, организованную преступность, представляются нам системными объектами, состоящими из элементов, закономерным образом взаимосвязанных и взаимодействующих между собой и целым – обществом. Такой подход позволяет, в частности, рассматривать соотношение и взаимодействие между организованной преступностью, экономикой, политикой как элементами общества. Во-вторых, при исследовании преступных организаций нами применяется по понятным причинам организационный анализ.[488] В-третьих, при изучении организованной преступности с учетом специфики ее национальных особенностей и тенденции к интернационализации важны исторический и сравнительный методы анализа.

На частнонаучном – криминологическом уровне мы вновь обращаемся к относительности и конвенциональности преступности. Границы между преступным и непреступным условны, относительны, подвижны, изменчивы, конвенциональны. Но и грани между бизнесом легальным и нелегальным размыты, не всегда определимы. Это важно для наших последующих рассуждений.

Общие криминологические теории (аномии, социальной дезорганизации, дифференцированной ассоциации, стигматизации или этикетирования, радикальная и др.) применяются и при объяснении организованной преступности.[489]

На специальном уровне – криминологии организованной преступности – исторически возникло несколько концепций – моделей.

Одна из ранних – «alien conspiracy model» (модель «иностранного заговора»).[490] Она основана на опыте этнических преступных организаций в США (прежде всего – итальянской мафии). Возможно, эта модель легла в основу группы local, ethnic models (локальные или этнические модели), хотя нередко она рассматривается в качестве самостоятельной. Другая группа – hierarchical models (иерархические модели). Очевидно, к ним относятся bureaucratic/corporate model (бюрократически-корпоративная модель) и patrimonial/patron-client model («патримониальная» модель патрон/клиент).[491] Сторонники этих моделей исходят из иерархической структуры преступных сообществ. Наконец, третьей группой моделей является рассмотрение организованной преступности как предпринимательства – business enterprise.[492]

Нам представляется, что между тремя основными группами (типами) моделей организованной преступности нет принципиальных противоречий и они могут служить примером дополнительности (в понимании Н. Бора). Главной содержательной характеристикой организованной преступности является business