— Заплатил?

— Ждала, что спросите. Сама поинтересовалась. Машка сказала — нет. Потому что она не проститутка, по словам того благодетеля. Ушел, оставил одну. Она переночевала. Наутро приехал тот, левша. Сказал, может ехать, куда хочет, он подвезет. И чтобы никаких попыток снова выйти на панель, потому что найдет и сделает больно. Не желает — пусть остается здесь, чтобы перевести дух, отдохнуть, подумать. В квартире все было, еды полный холодильник, спиртное. Она решила остаться и до ночи глаза заливала. На следующий день отходила, отмокала в ванне. Как-то выспалась. Так три дня прошло.

Кобзарь потер небритую щеку.

— Это повторялось?

— Нет. Машка сидела в Буче, что-то пыталась делать, искать. А через месяц показала мне тест: беременна.

— Родители знали?

— Узнали. Всему свое время. Сперва сказала — сделает аборт, этого не хватало еще. Но у нее был телефон того, леворукого. Набрала его, потому что деньги ж нужны. Потом ей перезвонил тот, другой мужчина…

— Отец ребенка.

— Ага. Попросил ее приехать в Киев. Ее там обследовали с головы до ног в разных дорогих больницах. Машка оказалась здоровой, как никто. И тот мужчина договорился: аборта не будет, должна родить. Все берет на себя, пусть она не волнуется. Готов содержать ее и ребенка.

— Правда, будто голливудское кино, — признал Олег.

— Только нет хеппи-энда. — Ольга грустно улыбнулась. — Родители Машкины и без того в Буче не приживались. Узнали, что дочка в подоле принесла, полаялись, собрали манатки, вернулись к себе в Ровеньки. Я их понимаю. Сама такая.

— Какая — такая?

— Живу, где есть крыша над головой, — объяснила она. — А Маша перебралась ко мне. Не будет же она у родственников кантоваться со своим животом. Только еще до Нового года собралась и переехала в Киев. Благодетель слово сдержал. Поселил на квартире, давал какие-то деньги. Родила она в прошлом году, но делали кесарево, что-то не так пошло.

«Знаю», — чуть не сорвалось у Кобзаря с языка.

— Больше Машка сюда не приходила. Присылала фотографии малой Аньки. Звонила, чем дальше, тем реже. Я тоже закрутилась, видите, свои дела бы в порядок привести. Но…

— Но — что?

— Она съехала с той хаты. В феврале. Считайте, месяц назад. Никому ничего не сказала. Мне Алька звонила, спрашивала, не у меня ли Машка.

— Кто звонил?

— Алька. Алиса. Имя такое. Зайцева Алиса, подружка ее. Она себя Элис просила называть. Тоже с Луганщины, кажется, даже из самого Луганска. В прошлом году Маша взяла ее к себе туда, на квартиру, пожить. Вместе веселее, да и с ребенком одной тяжеловато. Благодетель только деньги давал: крутись, девка, как можешь.

Новая девушка с Донбасса появилась в этой истории.

Все разрасталось, как снежный ком.

— Так что с Элис?

— Ничего. Жили-жили, потом раз — Алька на улице. Я ее, между прочим, в глаза не видела. Маша о ней много говорила, по телефону общались, могла взять трубку вместо Машки. Поэтому она набрала меня.

— Ничего не объяснила?

— Нет. Я места себе не находила. Не столько за Машку, сколько за малую переживала. Как вдруг снова Алиса появилась: все нормально, Мэри нашлась, разруливает какую-то ситуацию. Живет уже в другом месте.

— Вы пытались узнать, почему так случилось?

— Говорила после того с Машей. Один раз. Она плавно спрыгивала с темы.

Понемногу Кобзарь складывал в голове целостную картину.

Интуиция подсказывала: еще чего-то не хватает, какого-то кусочка.

— Эта Алиса… Элис… Она жила вместе с Мэри и ребенком в квартире, куда Марию как мать своего ребенка поселил тот, кого вы назвали благодетелем. Так? — Ольга утвердительно кивнула. — Не знаете, на что жила сама Элис? Или висела на шее у Марии?

— Да ну! Алька сама не хотела так. Работу проще найти, если есть, где жить. Элис не собиралась торчать там вечно. Маша сама ей предложила на первое время. Обмолвилась, что направила подругу в один благотворительный фонд, где переселенцам помогают.

Ну, вот и приехали.

— Что за фонд?

— Название раз слышала. Оно мне не надо, в голове не держу. Называется как-то так… Забыла… Похоже на мое имя, от Оли…

— «Ольвия»?

— Точно! — Впервые за все время грустного разговора девушка расплылась в улыбке.

Олег вернулся в Киев поздно после обеда.

Тот самый шофер довез до станции быстро, но в расписании электричек оказалось большое окно. Пока Кобзарь искал нужную маршрутку, время убегало. Перед отправлением набрал Веру, не успел ничего сказать, сразу услышал вскрик:

— Вы где?

— Еду уже назад. Есть новости.

— У меня тоже. Подберу, где скажете, времени очень мало.

Почувствовав, что замесилось что-то серьезное, Кобзарь пожалел, что не на машине. Плюнул, нашел таксиста, договорился, что за восемьсот гривен довезет до Святошина. Снова не рассчитал: за Беличами на трассе встали в пробку, их обгоняли электрички, Олег скрежетал зубами и тихо матерился.

Наконец доехал. Вера ожидала с машиной под мостом, как договорились. Как только Кобзарь закрыл двери, произнесла:

— Ваш леворукий — Тимур Нагорный. — И добавила после паузы коротко: — Он убил Мэри.

Олег нервно хохотнул:

— Из всех левшей Киева о нем почему-то не вспомнил. Хотя должен был, знаю его давно и хорошо. Работал сперва с ним в одном кабинете, потом — под началом. Лох я, Вера. Цена мне — копейка. Все ж очевидно, на поверхности.

— Никто не лох, — попыталась успокоить его Вера. — Олег… Лилик… Вы сейчас мудро сказали. Леворуких меньше, но все равно много. Вы не обязаны знать каждого. Я — тем более.

— Но не всякий левша заикается. Вера, я должен был догадаться сразу! — Кобзарь стукнул кулаком по колену.

— Это ничего бы не дало, — отмахнулась она. — Днем раньше, днем позже…

— Для меня часы значат много, не дни! — гаркнул Олег, понял, что это перебор, немного успокоился. — Хорошо. Вы откуда знаете?

— Видела его сегодня.

— Кого?

— Нагорного. Говорила с ним и Веригой-старшим.

Кобзарь повернулся к Вере всем корпусом:

— Где вы виделись?

— Да что с вами? В офисе Вериги. Позвонила, договорилась…

— А он вызвал на подмогу Нагорного! Вера, о чем вы говорили? Зачем вообще вас туда понесло?

— Прикрутите звук. — Взгляд ее стал холодным. — Я веду следствие, не забывайте. У меня был повод заглянуть к Вериге на разговор. Немного натянутый, но тем не менее… Не ожидала встретить там еще и Нагорного. Видите, все слепилось.