Дима, понурившись, пошел расстилать скатерти. Михаил Дмитриевич с болью во взоре следил за его действиями, а потом повернулся к Галине Анатольевне:

— Вы меня осуждаете?

— Нет, хотя и не одобряю, — сухо сказала та и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. — Олег, надо бы проведать Марьяну. Мне это сделать или вы сами?

— Я сам, — сказал Веденеев. И эти два слова вдруг вызвали у него такую легкость во всем теле, как будто и не было позади бессонной ночи. — Конечно, я сам, Галина Анатольевна.

Он снова спустился на нижнюю палубу, глянул на часы, начало восьмого. Посмотрел было в сторону шестой каюты, но затем глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду с высоченной вышки, и отпер свою дверь, шагнул внутрь, сдерживая дыхание, притворил дверь за собой, чувствуя, что обратного пути, пожалуй, уже и нет.

Он старался не шуметь, но скрежет ключа в замке все-таки разбудил чутко спящую Марьяну. Она встрепенулась, приподняла взлохмаченную голову, чуть испуганно посмотрела на вошедшего и улыбнулась, узнав.

— Доброе утро, ваша смена закончилась?

— И смена, и один довольно неприятный разговор, — сказал Олег, сделал пару шагов и присел на край кровати. — Зато теперь я знаю, кто и почему ударил тебя по голове сегодня ночью.

— Да? — Марьяна зевнула и смутилась. Щеки ее стали нежно-розовыми, как будто окрашенные утренней зарей, хотя шторки на иллюминаторе были задернуты и в каюте царил полумрак. — И кто же?

— Михаил Дмитриевич.

Видя недоумение на ее лице, Веденеев коротко и четко пересказал ей содержание разговора с психологом и стюардом.

— Такие страсти на «Посейдоне», пожалуй, впервые, — признал он. — Только вот к разгадке преступления нас это не приближает ни на шаг.

— Все скоро выяснится, — убежденно сказала Марьяна. — Тайн становится все меньше. Каждый кирпичик потихоньку встает на свое место. А это означает только одно: рано или поздно нам откроется вся картина.

— Как ты себя чувствуешь? — Олег протянул руку, убрал прядь волос с девичьей щеки, его пальцы мимолетно коснулись кожи, погладили.

Марьяна мгновенно отреагировала на эту нежданную ласку, схватила его широкую ладонь двумя руками, прижала к щеке, потерлась об нее носом. Пахло все тем же едва уловимым, но приятным ароматом дорогого, очень мужского одеколона. Олег охнул от ее движения, свободной рукой притянул девушку к себе, уткнулся в волосы и закрыл глаза от давно забытого ощущения блаженства.

Господи, как же давно женщины не вызывали в нем нежности! Злость, ярость, желание победить в схватке, равнодушие, похоть, разрядку от сексуального напряжения, краткосрочное удовольствие в этот момент, тут же сменяемое холодной отстраненностью, но не нежность. И это чувство, источником которого была вот эта хрупкая девушка, доверчиво свернувшаяся в его объятиях, было для тридцатишестилетнего Веденеева внове.

Ему казалось, что он может просидеть вот так, не шевелясь, вечность, но Марьяна вывернулась, требовательно уставилась ему в лицо своими невообразимыми глазищами, начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Олег сразу вспомнил, что рубашка несвежая, и ее уже давненько нужно было сменить, дернулся, отстраняясь. Выражение глаз Марьяны тут же изменилось, стало испуганным, тревожным, глаза медленно начали наполняться слезами.

Интересно, чего она так испугалась? Быть отвергнутой! Понимание обрушилось на Олега, придавливая его словно бетонной плитой. Бедная девочка, кто-то другой отверг ее любовь, нанес рану, которая так глубока, что все еще кровоточит. Олег слишком хорошо помнил боль, испытываемую отверженным человеком. Нет, он ни за что не допустит, чтобы ей снова было больно. Он перехватил ее тоненькие запястья, посмотрел в глаза.

— Мне нужно в душ, — сказал он, — я — грязный и потный и не хочу, чтобы ты прикасалась ко мне к такому. То есть я ужасно хочу, чтобы ты ко мне прикасалась, — голос его стал хриплым, потому что проснувшееся желание жалило и кусало так сильно, что он едва мог терпеть, — но мне нужно в душ. Ты можешь подождать меня еще совсем немного?

— Все дело в этом? — спросила она. — В том, что ты грязный и потный?

— Ну да…

Он не успел договорить, потому что ему на грудь обрушился шквал волос, пальцев, губ и слез.

— Так ведь это не имеет никакого значения, — услышал Веденеев и дальше как будто оглох, вдобавок к глухоте потеряв еще и способность соображать.

Они как-то очень быстро оказались без одежды, то самое одеяло, под которое Олег еще недавно мечтал попасть, было сброшено на пол. Качался на волнах уверенно идущий вперед «Посейдон», качалась кровать, кружилась голова, бухало сердце, кровь гудела в ушах, а чувствительную кожу кололо тысячей маленьких иголочек, так что каждое прикосновение было острым, похожим на сладкую боль и невыносимо прекрасным.

Куда-то уходило прошлое, люди в нем, еще недавно такие важные и значимые, теперь казались размытыми бледными тенями, не имеющими ни малейшего отношения к реальной жизни. Даже то, что осталось за закрытой дверью, было сейчас совсем неважно. Важен был только жар, исходящий от переплетенных тел, в котором без остатка сгорали все печали и страхи. От жара плавилась кожа. Марьяна сама себе напоминала сейчас топленое масло, гладкое и скользкое, и невольно вспоминала что-то смутное из школьного курса физики твердых тел. Кажется, там было про трение скольжения и трение качения, точно она не помнила, хотя именно это с ней и происходило. Боже, она никогда не думала, что физика может оказаться такой восхитительной наукой!

Скольжение, качение и трение усилились и ускорились, и думать стало совсем некогда, потому что физика твердого тела плавно перетекала в ядерную, и неизбежный взрыв на время отключил сознание вовсе. Когда Марьяна отдышалась и пришла в себя, она аккуратно сняла лежавшую поперек ее живота тяжелую и горячую мужскую руку, мускулистую, волосатую, самую прекрасную руку из всех, что когда-либо к ней прикасались, перевернулась и припала к руке губами.

— Спасибо тебе, — прошептала она, щекоча дыханием темные волоски, — ты смог прогнать моих демонов. А я уже думала, что никогда от них не избавлюсь!

Ее спаситель не отвечал. Марьяна привстала, перевесилась через него, чтобы заглянуть в лицо, и тихонько засмеялась. Олег Веденеев, рыцарь без страха и упрека, спал мертвым сном. Отсмеявшись, она вылезла из постели, сходила в ванную комнату, натянула все тот же халат и выскользнула из каюты. Ей ужасно хотелось есть, а Олегу явно нужно было дать хоть немного отдохнуть. Несмотря на все трагические события последних дней, настроение у нее было отличное.

Заскочив к себе, чтобы переодеться, слегка накраситься и причесаться, Марьяна поднялась в кают-компанию, где в полнейшей тишине завтракали остальные пассажиры «Посейдона». Не хватало лишь Аркадия Беседина и Алексея Китова, все остальные были на месте, включая Быковского, который с покаянным видом вскочил из-за своего столика и бросился к Марьяне.