До зубовного скрежета я не могла понять: как я не замечала этой подлости в человеке, с которым жила вместе три года; как могла считать не важным, что он часто трусил; не хотел видеть моих родителей и дарить подарки, хотя не был беден; он посвящал себя только своим проектам, а мне лишь обещал помочь, он был важен, а я просто рядом. И только сейчас стало понятно, что он не любил, а лишь позволял любить его, гения!

Я думала, что научена, что больше не попадусь на крючок. И что же? Я влюбилась в такого же. Как Артём посмел ухаживать за мной и нестись за Миланой! Как такое складывается в головах мужчин? "А что ты хочешь от миллиардера? Такие живут для себя, иначе бы не сколотили столько..." — подлил масла в огонь внутренний голос. А мне стало ясно, почему он вёл себя странно на яхте — видимо, узнал о её демарше и расстроился. Но продолжал делать вид... Унизительно!

Меня разрывало. Ночь набухала над головой, грозясь раздавить. Артём не возвращался. И когда над морем едва забрезжила первая серая полоска, я не выдержала. Всё, достаточно! Не могу больше!

Поднялась к себе и побросала вещи в раскрытый чемодан. Надела джинсы, рубашку, завязала хвост и, как вор, тайком вышла из номера. Судя по часам, йоги скоро пойдут на свой пирс. А я не хочу никому ничего объяснять. Не буду жалкой. Уеду. Исчезну навсегда. Иначе, казалось, просто умру.

Нога, как назло, разболелась. Наверное, прошёл эффект Мастера. А говорил, что исцелил — тоже врун! Никому нельзя верить!

Я вышла за калитку. Послышался шум автомобиля. Меня бросило в холодный пот: нет, Артём меня видеть не должен, и я его ложь не должна слушать. Поэтому я не стала вызывать такси, а с большим трудом, хромая и поскальзываясь то и дело, пошла закоулками по склону вниз. Прощайте, Облака! Всё кончено!

* * *

На заспанной остановке напротив монументального Ленина сидели две старушки и мужичок. С грохотом чемоданных колёсиков и внутренней драмы я подошла к дорожному расписанию.

— В пять тридцать первый, — сообщил загорелый до цвета боба какао мужичок и уткнулся в мятый журнал кроссвордов.

— А проходящих нет? — спросила я.

— Такси только, — прошамкала бабушка в белом платочке. — Только спят ещё бомбилы.

"А Яндекс -такси не работает", — вздохнула я. Поблагодарив её, я подумала, что йоги вот-вот пойдут на пирс и могут заметить меня, натянула кепку пониже и спрятала глаза за тёмными очками. Хотя йоги всегда проходят по той отдалённой аллейке и меня, наверное, скроют от их взглядов пышно цветущие кусты розовых и белых олеандров, которые подпирали веранду старого восточного кафе, выступающую над дорожкой.

Я чувствовала себя беглянкой. Надпись "Я люблю Алупку" дышала мне в спину; автомобили заставляли вздрагивать. Сутулый татарин вяло скрёб асфальт перед ещё не открывшимися павильонами базара. Вывеска "Вина Крыма" предлагала напиться и забыться, вот только под ней было закрыто. А мне бы не вина, а поплакать. Но это потом...

Я села на самую дальнюю от прохода к морю скамью на остановке и отвернулась от проезжей части. Ссутулившись, спиной выказала неуважение горам и Ленину. И запах моря мне не нужен. Скорей бы домой! И больше никогда его не видеть!

Дурное сердце сжалось, а я упрямо поджала губы: нет, хватит эмоций, от чувств одни беды!

Минуты тянулись, как колбаса на верёвочке. К остановке подтягивались люди. Группа экскурсантов в панамах и кепках собралась тут же. Не спится им...

Стало людно, разговоры, смешки разбавили утреннюю тишь. Рядом со мной уселась очередная старушка, у её ног вился кудлатый чёрно-белый пёс, лопоухий и юркий. Я покосилась на них и снова уткнулась в своё небо с овчинку.

Пёс подбежал ко мне, точнее к моему чемодану. Замер, навострив чёрное ухо, принюхался и вдруг начал лаять.

— Уберите собаку! — сердито сказала я.

Старушка поохала, позвала Шарика нехотя. Тому хоть бы хны. Дворняга облаивала, по-охотничьи целясь на угол моего чемодана, словно там было что-то аномальное.

— Фу! — рыкнула я. — Пошёл вон!

Скучающий в ожидании автобусов народ заинтересовался пустячным происшествием.

— Колбасу, что ли везёте? — хмыкнул парень в кепке.

— Водочку, — хихикнул его упитанный, краснолицый приятель в полосатом худи.

— На водочку собаки так не реагируют, зато на наркотики ещё как! — послышался знакомый голос справа.

Я нервно обернулась и увидела Игната. Неизменная красная рубаха.

— Она точно там везёт наркотики, собака чует, — похабно ухмыльнулся бандит. — Да, мисс?

— Что вы городите! — возмутилась я и встала с лавки.

— Да это не я, это пёс, — продолжал ёрничать Игнат. — Собаку не обманешь. Молодец, Шарик, хорошая собачка! Фас-фас!

Пёс, с одной стороны довольный вниманием, с другой — озабоченный моим чемоданом, ещё с большим рвением стал кидаться на левый угол и даже попытался укусить. Я рванула на себя ручку.

— Да прогоните уже вашу собаку! — крикнула я хозяйке дворняги.

Толпа вокруг нас нарастала, словно было не раннее утро, загудела. Старушка подтянула кошёлку на коленях поближе к себе и забормотала:

— Не кричите. Мой Шарик всегда дрянь всякую чует. То крысу, то дохлятину. И людей плохих.

— Именно! — издевательски улыбался Игнат. — Так что в чемодане везём, красотка? Труп или наркотики?

— Совсем уже? — шикнула я на Игната. — Мстите за разбитую физиономию?

Он лишь мерзко ухмылялся, жестами и взглядами указывая зевакам на меня. Старушка почти у него из-под мышки бормотала:

— Шарик, Шарик! Уйди! Не лезь! Это не наше дело!

— А и правда, не наше, — осклабился Игнат, получая, как и пёс, внимание публики. — Полиция разберётся.

— Верно, полиция! Сейчас всем надо быть бдительными! — взволнованно затараторила неизвестно откуда взявшаяся интеллигентная дама в широкополой шляпе и длинном сарафане.

Выдра в очках.

Она сорвала с головы соломенную шляпу и с чувством гражданского долга пискляво прокричала по сторонам:

— Полиция! Полиция!

Сердитая, я хотела было уйти, но народ обступил меня и беснующегося возле моего чемодана пса, Игнат преградил дорогу. С разных сторон слышалось:

— Может, это террористка? Времена какие пошли? Вот и пойдем отсюда. Да не, давай посмотрим. Да гляньте: подозрительная, как в кино: кепка, очки. Дёрганая вся.