— Постой, а ты кого-то другого сбил?! — отстранилась я испуганно.

— Увы, старую дворняжку, — Артём потупился, ему явно было стыдно.

— Жалко её...

— Жалко. Я открыл фонд защиты бездомных животных, но ту собаку уже не воскресишь. Мне правда очень жаль. Хотя я её не помню и не видел.

Я протянула руку и погладила его по голове. Как так случается, что за мгновение человек может стать родным? Или мне только кажется? Я разглядывала Артёма так же жадно, как он меня целовал. Он явно не спал эту ночь и очень устал. Но всё равно был самым красивым и снова искренним, я чувствовала это. Я обязательно слеплю его портрет, в пальцах снова закололась забытая энергия. Разве это не волшебство? Мы опять потянулись друг к другу.

Целовать, чувствовать, обнимать и быть рядом! Больше ничего не хотелось. Потому что внезапно меня любили, глупую, сомневающуюся, колючую, испуганную, любили и позволяли снова жить! Без боли. В радости! Как же хорошо!

Бесконечный, сладостный, блаженный поцелуй прервался, и мы посмотрели друг на друга счастливыми глазами.

— Кхм, кхм... — послышалось рядом.

Держа друг друга в объятиях, мы обернулись. На дорожке у входа в парк стоял Мастер, скрывая улыбку в кулаке. Ой.

— Простите, Мастер, я нарушил правило, — проговорил Артём.

— Опять. Ты, Артём, уже нарушил все поставленные условия и озвученные правила: гостиницу купил вместо того, чтобы жить скромно, не выпячиваясь; дела не отложил, прихватил с собой ноутбук, и потому вместо медитации и концентрации пришлось за шпионами бегать и прослушку снимать; ну а про воздержание остаётся умолчать, — усмехнулся Мастер. — Но я за вас рад, ребята. Любовь — это подарок, берегите его.

— Спасибо! — просияли мы оба.

— А мне не за что, — рассмеялся Мастер. — Бога благодарите. Я же говорил, Артём, что тебе не просветление нужно, а жизнь подремонтировать.

Артём чуть виновато пожал плечами и улыбнулся:

— Простите, я вам не поверил...

— Все сначала не верят. Эго не выгодно, — кивнул Мастер. — А потом Вселенная распоряжается по-своему и показывает, как оно есть. Ретрит, однако.

— Но я всё равно хочу заниматься саморазвитием, — сказал Артём.

— Зачем?

— Глупо знать, что есть что-то высшее, предельное и не стремиться это понять.

— Глупо, — согласился Мастер. — Но для достижения реализации в это придётся влюбиться — так, как вы друг в друга сейчас. Пока же, друзья мои, вам явно не до предельного. Значит, так пусть и будет. Но в общее поле вы вносите разброд и шатания, народу практиковать мешаете.

— А что же делать? — ахнула я.

— Данный ретрит для Артёма закончен. Ему ещё повозиться с делами придётся. В гостинице можете жить, конечно, но лучше...

— ...где-нибудь с видом на море и без соседей, — догадался Артём. — Изгоняете нас, как Адама и Еву из Рая?

— В Раю бачки не текут, — заметил Мастер. — И вообще всему своё время. Ну, если позволите, я всё же пройду к морю по дорожке, а то лезть по камням или через кусты не хотелось: они колючие.

— Ой, извините, — пробормотала я.

Мы посторонились. Мастер степенной походкой прошёл мимо нас, словно ни разговор, ни наш поцелуй его никак не затронули. Артём подался вперёд и окликнул его.

— Мастер...

Тот обернулся.

— Можно ещё вопрос? Крайний?

— Спрашивай.

— Вы слышали весь наш разговор?

— Практически.

— Почему же тогда столько страдания принесли пустые домыслы? Какие-то совпадения? Если это часть ретрита, то в чём суть его для меня?

Мастер сощурился на солнце и отошёл в тень. Он по-прежнему улыбался, как Далай-Лама, на лице его играли тени от ветвей векового тиса.

— Иллюзии — всегда причина страдания, — сказал он. — Поток мыслей заставляет нас додумывать, накручивать себя и мучиться. Ведь тебе нелегко пришлось эти сутки, да, Артём?

Он кивнул.

— Проблемы в нашей голове, — продолжил Мастер. — Вам кажется, что мир объективен, а ваши мысли и чувства — это реакция на внешние события. На самом деле, мир — только проекция вашей психики. Потому выходит путаница, как у вас. У Артёма один опыт, у Эли — другой. Ты думал одно и мучился, она думала другое — и тоже мучилась. А потом вместе вам прекрасно удалось помучить друг друга, пока не нашли в себе силы посмотреть в глаза правде и поговорить.

— Действительно, — пробормотал Артём.

— Как странно... — сказала я. — Это похоже на правду. Но ведь отношения — это так сложно...

— Любовь сама по себе прекрасна, если вы не смотрите на неё через лупу прошлой боли, — ответил Мастер. — Проблемы не существует. Есть только ситуация, и то, как мы на неё смотрим. Сломанный бачок и потёкший холодильник, например, — одноразовая задача, но при желании можно, конечно, и пострадать, — усмехнулся Мастер. — Так что любите друг друга. И чувствуйте. В этом суть.

— Спасибо, — сказал Артём.

— Ой, простите, я забыла принести вам пуговицу! — вспомнила я и покраснела.

— Я уже другую нашёл.

— Простите...

— Никто ни в чём не виноват, — подмигнул Мастер.

— А можно я как-нибудь потом, когда сложится, приду к вам ещё на сатсанг? — робко спросила я.

— Можно. И тебе, И Артёму, — с улыбкой ответил Мастер. — Но сначала лучше к психологу. Оба.

— Зачем? — удивился Артём.

— Чтобы не палить друг в друга из обойм старых травм. Хорошие вы ребята, но с жизненным опытом. А у психолога профессия такая — ремонтировать личность и в психике дырки латать. Ко мне уже после.

Мастер развернулся и пошёл к морю. Спокойно, неторопливо, словно плыл. Его абсолютно гладкая лысина на солнце светилась...

* * *

— Кажется, мы с тобой стали бездомными, — проговорила я, когда Мастер скрылся за олеандрами.

— Что странно с учётом, что у меня есть целый гостевой дом, — хмыкнул Артём. — Хотя знаешь, я видел, в итальянской гостинице есть свободные номера, ты не откажешься разделить со мной какой-нибудь скромный люкс с видом на море?

— Ну если нет скромной каморки, то куда деваться, — хихикнула я.

— Только номер