Чеддер тоже, а впрочем, кто его знает, дремота – его естественное состояние.

Я засыпаю, даже не поужинав. На улице только начинает темнеть. Проснувшись, я слышу телевизор и чувствую запах попкорна.

В дверях появляется Куанг Ха. Он говорит:

– Делл снова поставил на парковке табличку «старший по дому». На самом лучшем месте.

Мы смотрим друг на друга.

И смеемся одними глазами.

Делл выгреб содержимое почтового ящика.

Обычно почта приносила только плохие новости, поэтому он по нескольку дней собирался с духом и только потом находил в себе силы достать причудливый заостренный ключик и проверить металлический почтовый ящик у ворот.

Ящик был набит доверху.

Все как всегда – просроченные счета вперемешку с рекламными листовками. Краска, которой их печатали, была самой дешевой и оставляла на пальцах черные разводы.

Но сегодня в ящике было кое-что еще.

Делл взял в руки письмо, адресованное Патти Нгуен.

Обычно ей сюда не писали. Он посмотрел обратный адрес.

К горлу подкатила тошнота.

Его бросило в пот, голова закружилась.

Может, просто уйти навсегда?

Уехать и не возвращаться?

По крайней мере, кот не пропадет. Ива придумает, как пристроить своего пушистого приятеля, тут можно не сомневаться.

Делл отнес письмо Патти. А потом пошел прямиком к себе в квартиру.

Сейчас он лежал в постели и держал на коленях ноутбук. И просматривал веб-сайт Управления по защите детей округа Керн.

По законам штата Калифорния допускается установление штатом временной опеки на срок до нескольких недель, или, в особых случаях, до нескольких месяцев.

Но потом ребенка стараются устроить в семью на постоянной основе. Вся надежда на то, что опекун найдется сам.

У Делла дернулась нога.

А потом резко подпрыгнула, словно он ударил по мячу.

С тех пор как он начал бегать, руки и ноги взяли привычку своевольничать.

Он лежал, а ноги все пытались идти.

Интересно, отдадут ему под опеку двенадцатилетнюю девочку?

Даже если он этого захочет сам (что вряд ли, правда же?), у него куча долгов, нет надежной работы, он даже никак не научится правильно ставить штамп на карточку постоянного посетителя в заведеньице, где иногда пьет по утрам кофе.

Но ведь все изменилось.

Он теперь старший по «Садам Гленвуда».

Он каждое утро возит в школу детей Патти.

Плюс к тому он не просто имеет работу; он даже, наверное, совершенствуется в профессии.

Разве не под его началом произошли крупнейшие изменения, каких еще не видывал этот дом?

Ну ладно, не так чтобы он этим как-то командовал, но ведь участвовал же. И мотокультиватором работал.

Делл захлопнул ноутбук.

Ноги все подергивались.

О том, что они сошлись, не знал никто.

Хайро – вот с кем в первую очередь хотела посоветоваться Патти.

Она позвонила ему на сотовый, но он не ответил. Она знала, что за рулем он не берет трубку.

Ничего. Он обязательно перезвонит, и они – вместе, вдвоем – решат, что делать дальше.

Стоял декабрь, и невыносимая жара – единственное, что не менялось все эти месяцы, – наконец сдалась, и вот уже неделю царила прохлада. Будто кто-то щелкнул переключателем и выключил лето.

Ночи вдруг стали прохладными, вентиляторы и кондиционеры были убраны, залегли на четыре месяца в электронную спячку.

Патти сбросила слишком тесные туфли (неужели ноги растут) и еще раз изучила письмо от штата Калифорния.

Слушание дела об опеке.

Откладывалось дважды.

Третьего раза не будет.

Пора принять решение.

Она сложила письмо пополам и пообещала себе, что сделает все как надо.

Мы с Маи укладываемся в постель – она наверх, я вниз, – и я рассказываю, что первое время после пересадки растения переживают нечто вроде шока.

Я по опыту знаю, что одни растения сразу идут в рост, а другие чахнут.

Какова судьба каждого растения – покажет время.

Равновесие в природе – очень важная вещь.

Я все еще радуюсь внезапно возникшему саду, но на следующий день приходят новости.

Ленора Коул из «Джеймисона» мне не нравится, но справедливости ради надо признать, что она делает свое дело честно, не подкопаешься.

Она нашла мне семью.

Там я буду жить до совершеннолетия.

Сегодня Ленора пришла в салон, чтобы рассказать мне об этом лично. Потом она спрашивает, нужно ли мне что-нибудь.

Мы говорим на улице, на парковке, но Патти, наверное, уже все знает.

Я прожила с ее семьей почти три месяца.

Я помнила, что это не навсегда.

До того дня, когда грузовик из госпиталя проехал на красный свет, мы друг друга и знать не знали.

Я лучше чем кто бы то ни было понимаю, сколько она для меня сделала.

Это факт.

Меня хотят поместить в семейный детский дом на 7-й улице.

Не на Восьмой, не на Девятой.

Ленора говорит, что, если хочется, можно поплакать.

Я отвечаю, что мне не хочется.

Говорю, что хотела бы съездить в библиотеку, и Ленора вызывается меня подвезти.

Хочется туда, где много книг.

Когда мы с Ленорой собираемся уезжать, Патти говорит, что Делл заберет меня из библиотеки по дороге с работы.

Не придется ехать на автобусе.

Я говорю «спасибо» и вместе с Ленорой иду к машине.

Тело как деревянное.

Но я иду вперед.

Так говорит Ленора, садясь в машину. Именно такими словами:

– Надо идти вперед.

Прямо как в школьной столовой, в очереди, если слишком заглядишься на какое-нибудь загадочное блюдо из лапши.

Ленора добавляет:

– Важно, чтобы перемены происходили правильно. Мы хотим, чтобы завтра с утра ты приехала в Центр и побыла там до суда. Слушание назначено на вторую половину дня.

Вот что такое, значит, «идти вперед».

Все уже идет, прямо сейчас.