– Купи большое полотно, – напомнил он. – Самое большое, которое пролезет в дверь.

Она снисходительно засмеялась.

– Господи, – сказала, – о какой ерунде ты думаешь? Всегда можно нанять мастеров, они вынут окно целиком и втащат полотно на верёвках. А потом точно так же вытащат. Все так делают. Главное – чтоб я сама понимала, готова ли к большим объёмам.

– Давно готова.

– Но имей в виду – я проработаю дней десять, а потом уеду.

Едва прозвучало слово «уеду», Знаев вздрогнул и испугался: он так привык уже к собственной идее «отъезда», что считал эту идею «своей», как бы присвоил её, и теперь, когда другой человек заговорил о том же самом, – ощутил недоумение, чуть ли не ревность. В картинке, которую он в последние два дня себе нафантазировал, уезжал только он один, остальные неподвижно оставались на своих местах.

– Куда? – спросил он.

– Как обычно. В Крым или в Абхазию. Денег хватит на целый месяц. В августе вернусь. Ты можешь жить здесь. Ключ у тебя есть.

Он подумал и возразил:

– Но я не могу без тебя. Целый месяц! Ты с ума сошла.

– Ты сам собирался уезжать.

– Это другое, – нервно возразил он.

– Ты уже решил, куда?

– Ещё нет, – ответил он, тут же понимая, что впервые ей соврал.

Попробовал решиться, признаться, уже открыл было рот – так и так, поездка может быть в один конец, уан вей тикет, собираюсь взять в руки оружие, чувствую такую необходимость, – но не произнёс ни слова.

И ощутил стыд.

«Вот, оказывается, – подумал с горечью, – даже самым чистым и прямым людям приходится лгать, когда речь заходит о войне, смерти и крови. Получается, что в основании лжи всегда лежит смерть. И если смерть неизбежна, то ложь неизбежна тоже».

– Теперь, – сказала она, помолчав, – расскажи, как прошёл твой день. Кто тебя побил?

– Неважно, – ответил он. – Скучный спор из-за денег. Настоящее приключение было потом. Я обожрался таблеток, и у меня были галлюцинации. Я видел чёрта. Он уговаривал меня прыгнуть в окно.

– Господи, – сказала она. – Надеюсь, ты сходил в церковь?

– Простоял всю вечерню.

– Сейчас ты его видишь?

– Чёрта? Нет. Я прогнал его. Мне сказали, черти слабей, чем люди. В этом наше человеческое преимущество.

– Так сказал священник?

– Нет. Другой человек. Я постеснялся говорить со священником.

– Зря, – сказала она. – Надо было поговорить.

«Перед отъездом обязательно поговорю», – решил Знаев про себя.

– Расскажи мне про чёрта, – попросила Гера. – Какой он был?

– Очень неприятный. Гибрид человека и козла. Воняет, как целый химический завод. Огромный кривой член. Причём он его всё время теребит, как обезьяний самец…

– Какая гадость, – сказала она с чувством и рассмеялась. – Он всё время был голый?

– Он разный. Иногда голый, потом сразу одетый. Очень мускулистый. Горбатый. Ни рогов, ни хвоста нет, конечно. Но облик – совершенно нечеловеческий. Мокрый от пота… Двигается как животное, очень быстро…

– Тебе было страшно, – утвердительно сказала она.

– Не знаю, – ответил Знаев. – Я и раньше что-то такое видел. Или даже не видел, чувствовал… Не обращал внимания. Мне казалось, это нормально.

– Да, это нормально, – сказала она. – Я тоже иногда чувствую бесов.

– Наверное, это приходит с возрастом. Или с опытом.

– Или если обожрёшься таблеток, – добавила она. – Тебе надо немедленно перестать их принимать. Ты мог умереть.

– Может, оно было бы к лучшему.

– Прекрати, – сказала она недовольно. – Почему ты себя так ненавидишь?

– Я себя люблю, – ответил он. – Более того: я собой горжусь.

Она не приняла шутки, нахмурилась.

– У тебя всё время такой вид, словно ты считаешь себя последним говном.

– Нет, я не говно, – спокойно возразил он. – Почему – говно? Я – в порядке. Я нормальный. Просто у меня чёрная полоса.

– У всех сейчас так, – сказала Гера. – Ты не виноват.

– Нет. Если корабль утонул – капитан всегда виноват.

– Это был не твой корабль. Это был всего лишь магазин с канистрами и сапогами.

– Нет, – ответил Знаев с убеждением. – Люди, которые начали одновременно со мной, сейчас имеют сотни миллионов долларов. Это совсем другой уровень… Они завтракают в Майами, а ужинают – в Гонконге… Я должен был быть там, с ними… Всё было просчитано… Но я обсчитался…

«Звучит отвратительно, – подумал Знаев, – всё равно что “обоссался”».

– Не смог, – добавил он. – Устал. Надоело.

– Не смог, устал и надоело – это три совершенно разные причины.

– Господи, – прошептал Знаев, – ты такая умная. Я и не подозревал, что такие умные женщины вообще существуют.

– Привыкай, – ответила маленькая художница.

И они заснули.

36

В полдень он стоял на углу Садового и Большой Пироговской, ждал Жарова.

Друг велел одеться попроще: намечалось путешествие за город.

Куда именно, зачем – Знаев не спросил. В таких случаях меж мужчинами не принято обсуждать детали. За город – значит, за город.

Жаров появился с опозданием в четверть часа, на огромном «Триумфе»: его двухлитровый мотор ревел, сотрясая стёкла в зданиях, пугая кошек и птиц.

Протянул толстый конверт.

– Я продал твой мотоцикл.

– Спасибо, брат, – ответил Знаев, засовывая деньги в задний карман. – Куда едем?

– По твоим делам. Ты же, вроде, хотел на войну?

– Да, – сказал Знаев. – Хотел.

Жаров протянул шлем.

– Погнали.

Снова сообразив, что подробностей ему не раскроют, Знаев послушно сел в седло, и «Триумф» помчал обоих через город, полупустой почему-то. Воскресенье, сообразил бывший банкир, сегодня – воскресенье! Свято соблюдаемый день отдохновения. Вот почему музыканты и дизайнеры засиделись в квартире художницы Геры Ворошиловой до рассвета. Конечно, все они где-то работают, рисуют этикетки и сочиняют джинглы, – но в ночь на воскресенье обязательно отрываются. Это важно, да.

И только бывшие банкиры, чёртовы трудоголики, и прочие такие же безумцы-бизнесмены забывают про законный выходной день, дарованный каждому трудящемуся человеку.

Жаров водил мотоцикл мастерски, сверканием фар и рычанием движка принуждал мирных автолюбителей уступать дорогу, на свободных участках ускорялся так, что несчастного пассажира от перегрузок поражала секундная слепота.