Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот же чёрт неугомонный, – с чувством произнёс Жаров, придвигая к Знаеву стакан. – На, выпей ещё.
– Не надо про чёрта, – попросил Знаев. – Не надо. А выпить – давай. – Он встал. – За вас, мужики. Спасибо, что вы есть. Я, честно говоря, не ожидал… Патронов расстрелял долларов на триста… Честное слово, я друзей всегда ценил, а теперь в пять раз больше ценить буду…
– Спасибо, – сказал Егоров.
– …Но учтите, – закончил Знаев, – я – пока не старый. Вообще ни разу не старый. Ни на долю процента. Из пистолетика я не мастак, это да… Автомат дадите – сами увидите.
Жаров кивнул.
– Ладно, – сказал он. – Раз ты такой упёртый – найдём мы тебе автомат. Подожди дня два.
Около полуночи Егоров довёл пьяного Знаева до железнодорожной станции, – три километра пешком по заросшей лопухами пыльной тропе, через клеверное поле, через скрипящий мостик над сырым прохладным оврагом, через березняк, наполненный органным комариным гудением – и сам поторговался с зевающим таксистом, и бережно обнял на прощание.
Когда отъезжали – Знаев едва не заплакал от благодарности к этому человеку: хорошему, спокойному, настоящему.
Но едва выкатились на шоссе и набрали ход – другие чувства заполнили душу. Привычное возбуждение и упрямая насмешка.
Курил одну за другой. Водитель был не против. Слушал, поддакивал, равнодушный тёмноликий человек, судя по манере речи – совсем простой, пахнущий жареным луком, серебряная цепочка на толстой шее, в магнитоле – радио «Ретро», на спидометре – всегда семьдесят.
А пассажир – порывисто жестикулировал и рассказывал, как подарил сыну первую электрогитару в 2005-м, и как искал для себя малиновые сапоги-казаки в комплект к малиновому пиджаку в 1992-м, и как чистил картофан в офицерской столовой в 1987-м, и как ходил на премьеру «Юноны и Авось» в 1980-м…
Захлёбываясь и хохоча, пассажир выкладывал истории одну за другой, – ему было важно вспомнить как можно больше ситуаций, когда он проявил себя сильным, быстрым, безрассудным и легкомысленным. То есть – не старым.
Никогда он не испытывал такого бешеного желания жить, как в тот день, когда ему сказали, что он уже не молод.
37
В девять утра он сидел в кабинете врача.
Доктор Марьяна – как почти все прочие люди утром понедельника – отнюдь не выглядела эталоном трудолюбия.
Существует убеждение, что утро в мегаполисе начинается с рассветом, что благодать ждёт каждого, кто в 7:00 уже сидит за рабочим столом. На самом деле житель большого города ненавидит ранние пробуждения.
Жалея доктора, пациент рассказал о своих приключениях как мог коротко. Передозировка лекарствами, отравление алкоголем, белая горячка, бред и галлюцинации. О попытке прыгнуть с балкона – умолчал, всё-таки перед ним сидела привлекательная женщина, ей невозможно было признаться, что сильный поджарый дядька Серёга Знаев на самом деле – полусумасшедший псих.
– Никакой горячки, – сурово отрезала Марьяна. – Вы не алкоголик. Белая горячка возникает только у сильно пьющих людей. Обычно в период ломки. Допустим, вы пьёте по бутылке водки в сутки, а потом решаете завязать. Тогда возможны галлюцинации. Не изобретайте себе болезней, Сергей Витальевич.
– Спасибо, – сказал Знаев. – То есть, по-вашему, я здоров.
– Почти.
Знаев посмотрел на стену, увешанную фотографиями.
– Картинки – новые, – сказал он, сообразив. – В прошлый раз были другие.
Марьяна смутилась, даже покраснела сквозь загар.
– В прошлый раз была Шри-Ланка. А эти – Таиланд. Год назад. Раз в неделю я их меняю.
– Это стимул, – сказал Знаев.
– Да. Визуализация целеполагания.
Героиня серии портретов выглядела расслабленной и весёлой, полуголой, полупьяной, – счастливой. Индивидуальные снимки чередовались с групповыми, где Марьяну окружали похожие на неё взрослые русские девки категории «без возраста», белозубые, самоуверенные, сильные. Между ними торчали и торсы мужчин, худых, бородатых и на вид очень интеллигентных.
– Хорошо там? – спросил Знаев.
– Очень хорошо, – грустно ответила Марьяна. – Солнце и плюс тридцать круглый год. А я – из Новосибирска. Там у нас лето длится три недели, а зимой – минус сорок. Конечно, мне в Таиланде хорошо. Особенно если не работать.
– Доктор, – сказал Знаев, слегка смешавшись. – У меня к вам странный вопрос… Только не смейтесь… Если сейчас будет всеобщая военная мобилизация – я пройду медицинскую комиссию?
Марьяна не удивилась и тут же ответила:
– Вряд ли.
– Почему?
– Не подходите по возрасту. Сначала будут забирать молодёжь.
– А я – не молодёжь?
Она усмехнулась кратко.
– Нет. Кроме того, вы не пройдёте собеседования с военным психологом. У вас расстройство невротического характера.
– То есть, – спросил Знаев, – я негоден к военной службе?
– Думаю, нет.
– Ясно.
– Боитесь, что будет война, и вас призовут в армию?
– Нет, – ответил Знаев, улыбаясь. – Извините. Это было простое любопытство.
Марьяна посмотрела на него так пристально, как смотрят только врачи и уголовные дознаватели.
– Сергей, – сказала она. – Просто для порядка. Если вы испытываете желание причинить кому-то физическую боль – скажите об этом мне.
– Нет, – ответил Знаев абсолютно искренне. – Ничего такого. Не беспокойтесь, доктор. Мой единственный враг – это я сам. Остальных люблю и уважаю.
Марьяна заметно расслабилась.
– Если хотите – встаньте на учёт. В психоневрологический диспансер.
– Как псих?
– Как неврологический больной.
– Вы же сами сказали, что я здоров.
Марьяна вздохнула раздражённо.
– Боли – продолжаются?
– Не так, как раньше. Терпимо.
– Лечиться – будете?
– Буду. Только без этих таблеток. Давайте другие.
– Послушайте, Сергей, – сухо сказала Марьяна. – Здесь вам не ресторан, чтоб из меню заказывать. Подбор нужной комбинации препаратов займёт время. Или вы лечитесь – или не лечитесь, и не тратите моё и своё время. Если вы ещё раз нарушите предписанную дозировку – я не буду с вами работать. Передам другому специалисту.
– Извините, доктор, – поспешил ответить Знаев. – Это больше не повторится.
И опустил глаза, испытывая некоторое мазохистское удовольствие – его отчитывали, как школьника; оказывается, в иных местах возраст ничего не значит, любой солидный дядя может обратиться в юношу за считанные мгновения. Получив новый рецепт и краткую суровую нотацию, он заплатил, попрощался и вышел из кабинета с весёлой улыбкой.