Он сам и был этой разведкой.

За год знакомства банкир обменялся с капитаном едва дюжиной фраз.

И при этом доверял ему, как себе.

Нынешний Марк Егоров прибавил в весе, двигался тяжелей и слегка прихрамывал. Пистолет Макарова в его ладони напоминал несерьёзную сувенирную зажигалку. Обогнув дом, все трое вышли на просторный задний двор, с двух сторон огороженный капитальным забором. С третьей стороны возвышался кирпичный гараж, – как и всё остальное, он не был закончен постройкой, ворота отсутствовали, и в зияющем проёме Знаев увидел внушительную гору садово-огородного хлама, состоящего из вёдер, лопат и полупустых мешков с удобрениями; почему-то это напомнило Знаеву холм из человеческих черепов, изображённый на знаменитой картине Верещагина «Апофеоз войны».

Стена гаража на высоте полутора метров была густо испещрена пулевыми дырами. Марк развернул бумажный рулон, – поясную мишень – и прикрепил к стене большими кусками скотча. Раздвинул треногу, установил зрительную трубу.

– Давно стрелял?

– Давно, – сказал Знаев. – Лет десять, наверно. Может, больше.

– Хреново, – Егоров, хищно глядя в окуляр трубы: настраивал резкость. – В этом деле нужна тренировка. А из чего стрелял?

– Из «Макарова». Но он был палёный, я его выбросил. Потом ещё «Беретта» была. Никогда не нравилась, тяжёлая слишком. Чечены за долги отдали. Я её вот ему подарил, – Знаев кивнул на Жарова. – На юбилей.

– Было дело, – подтвердил Жаров, хрустя огурцом. – Хорошая «Беретта».

– Ещё поршень был, – добавил Знаев. – Ижевский, трёхзарядный.

– Поршень – это да, – сказал Егоров, снаряжая обойму. – А в армии из чего стрелял?

– Из карабина Симонова. Из автомата. Автомат на скорость разбирал и собирал. Второе место в батальоне.

– Ясно, – произнёс Марк, очевидно, никак не впечатлённый вторым местом на батальонных соревнованиях. – Держи.

Протянул пистолет.

– Дистанция – двадцать пять метров. Огонь!

Знаев встал боком, напряг корпус, прицелился и выстрелил. Отдача приятно сотрясла руку и плечо. Запах пороха возбудил ноздри. Из-за близкого забора прыгнула в небо напуганная птица.

Егоров посмотрел в трубу.

– Промах. Давай ещё.

– А соседи? – спросил Знаев. – Жаловаться не будут?

– Соседи сами такие, – небрежно ответил Егоров. – Прекратить разговоры. Огонь.

Знаев снова нажал на курок.

– Давай, давай, – крикнул Жаров. – Не стесняйся.

И бросил в сторону мишени огуречный огрызок, и тоже промахнулся.

– Патроны денег стоят, – неуверенно возразил Знаев.

– На хорошее дело патронов не жалко. Огонь!

Знаев с большим удовольствием высадил всю обойму. Егоров немедленно протянул вторую.

– Ещё, – сказал он. – Давай.

– Есть, – с наслаждением ответил оглохший Знаев, перезарядил пистолет и выпустил все восемь пуль так быстро, как только мог.

Егоров посмотрел в трубу и сказал:

– Ладно. Отдохни пока, – посмотрел на Жарова. – Теперь ты.

– Не, – ответил Жаров. – Не буду. Я ради него всё замутил. – Ткнул пальцем в Знаева. – Пусть душу отведёт.

– Уже отвёл, – искренне сказал Знаев. – Спасибо, мужики.

– Мы ещё и не начинали, – сказал майор. – Давай, стреляй. Ты даже в пятёрку ни разу не попал.

Знаев подошёл к мишени и устыдился.

– Позорище, – сказал он с досадой.

– Ничего, – усмехнулся майор. – Тренируйся. Я сейчас вернусь.

Знаев выстрелил ещё и ещё, тщательно прицеливаясь и напрягая плечо.

– Оба раза мимо, – резюмировал Жаров, посмотрев в трубу.

– Ну и хватит, – ответил Знаев, недовольный собой. – Хорошего понемножку.

– Ты же на войну хотел.

– Да, хотел.

– Тогда стреляй.

Знаев подышал носом, тряхнул кистью, снова прицелился и выстрелил.

– Убил! – радостно воскликнул Жаров, как будто играл в морской бой. – Завалил гада! Точно в сердце!

Вернулся Егоров, отодвинул Жарова от трубы, посмотрел сам. Ничего не сказал. Под локтем держал деревянную кобуру, обмотанную ремнём. Размотал, извлёк огромный «Стечкин». Примкнул приклад.

– А вот это я люблю, – сказал Знаев.

– Многие любят, – улыбнулся Марк. – Рука болит?

– Болит, – признался Знаев.

– Слабое запястье. Давай-ка попробуй от живота.

– А так можно?

– По-всякому можно. Если жить хочешь. Встань крепче. Приклад упри повыше пупка. В обойме 20 патронов. Очередью. Огонь.

– Погоди, – пробормотал Знаев. – Может, не надо? Я из такой дуры и одиночными не умею…

– Огонь! – проревел майор, командным басом.

Знаев напряг мышцы живота и посмотрел на мишень.

Вместо мишени теперь у кирпичной стены стоял бес, такой же бумажный, чёрный, продырявленный, но явно – живой. Волосатый, презрительный. Показывал длинный язык.

В тебя не промахнусь, подумал Знаев со злостью, и нажал спуск.

Двадцать пуль вылетели в две секунды. Отдача сотрясла бывшего банкира от затылка до пят. Удержать мощный пистолет не получилось, ствол увело вверх и вбок. От стены полетели кирпичные брызги. Знаев вернул оружие владельцу. Тот произнёс что-то, шевеля полными губами.

– Не слышу! – крикнул Знаев. – Уши заложило!

– Привыкай, – засмеялся Жаров, подходя ближе. – Как самочувствие?

– С меня хватит!

– На войну хочешь?

– Да!

– Тогда давай ещё.

Но Знаев решительно помотал головой и поднял руки вверх.

– Сдаюсь! Не буду больше.

Жаров и майор переглянулись.

– Рука бойца колоть устала, – резюмировал Егоров и вогнал новую обойму. – Ладно. Теперь я. Зажмите слух.

Знаев закрыл ладонями уши и приложился к окуляру трубы. Невредимый бес, в четырёхкратном увеличении, казался очень реальным. Он смотрел прямо перед собой, на майора спецназа, вышедшего на огневой рубеж, затем вдруг округлил глаза от страха и пропал из поля зрения. Там, где была его голова, стена взорвалась под градом пуль; все до единой легли в круг размером со сковороду.

– Марк, – спросил Знаев, – ты в Бога веришь?

– Пусть он в меня верит, – ответил майор спецназа и сунул пистолет в кобуру. – Кстати, запах пороха стимулирует аппетит.

– Полностью согласен, – воскликнул Жаров с энтузиазмом.

Егоров снял со стены измочаленную мишень, свернул в трубку, протянул Знаеву.