Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее посольство, чтобы уже положить конец этому делу, предложило Витовту польскую корону, от которой Ягайлло готов был отказаться в его пользу, лишь бы отдельной, другой не требовал. Но Витовту правление Польшей не могло прийтись по вкусу, менять его на Литву и Русь не думал.
Зная его характер, легко было предвидеть, что от дела, на первый взгляд уже оконченного, он не отказался. Он никому не уступал, никогда не отступал.
Сидел уставший король, измученный старец на этом пограничье Руси, скучая, не зная, куда направиться. Когда он выезжал из Кракова, Сонька его заклинала не совершать рискованной поездки в Литву, чтобы не попасть в руки её мстительного дяди.
Затем, однажды утром, когда король был на богослужении в старой замковой часовне в Люблине, коленопреклонённому ещё королю дали знать, что от Витовта прибыл один из его секретарей, Малдрик Роза.
Ягайлло так хотел мира и согласия, что ради них готов был отказаться от короны, а имел он такую слабость к своей крови и Литве, что при новости о после, который мог привезти ему мир, лицо его заулыбалось.
Он обрадовался, что князь делал какой-то шаг, который может привести к договорённости.
– Пусть бы взял себе Краков, корону, Збышка и их всех, а я бы сел в Вильне и свободно охотился около Трок и Ошмианы!
Чуть только ксендз дал поцеловать дискос, когда король вышел спешным шагом, поглядывая на Малдрика.
Тот стоял, едва спешившись, во дворе, а королевские каморники и двор с ним здоровались, потому что, несмотря на то, что был Витовтовым слугой, Малдрик не забыл, что был поляком, и запрягшись на службу, любви к родине не продал. Знакомые всегда были ему рады, своих он приветствовал по-братски. Король кивнул ему издалека, тот поспешил поклониться ему до колен. Ягайлло весело хлопнул его по плечам. Как Малдрику было приятно увидеть Польшу, так Ягайлле хоть услышать о Литве.
Пошли в замок.
– С чем же вы ко мне пожаловали? – спросил король.
– С просьбой от моего господина, – радостно начал Малдрик. – Зима не за горами, у нас хорошая пора для охоты, зверя пропасть. Князь приглашает вашу милость, в соответствии со старым обычаем, как ежегодно, в Литву, в Вильно, где бы вы и праздники провели.
Король аж задрожал от радости, но не знал, что ответить. Один только Бог ведал, как он этого хотел! Только в Вильне он чувствовал себя дома, господином; там всегда было его сердечное гнездо… но как тут теперь было даже подумать поехать в Литву, отдаться в руки возмущённому, раздражённому, подвергать себя новым настояниям, просьбам, нажиму?
В первые минуты ответ замер у него на устах. Он оглянулся вокруг, словно просил у кого-нибудь помощи, но из главнейших панов совета никого рядом не было.
Малдрик, подождав чуть-чуть, может, рад этому был, прибавил:
– Пусть только ваша милость ничего не боится. Наш пан о короне уже вовсе не думает, отказался от неё. Рад бы только жить в мире.
– Да наградит тебя Бог за доброе слово, – ответил Ягайлло. – Мне так хочется к вам, как душе в рай, но, Малдрик ты мой, ты знаешь, я тут не пан. Нужно знать, что они на это скажут. Я должен слушать моих опекунов и ходить на поводке. Посмотрим, что они на это скажут.
– Я ещё добавлю от великого князя Витовта, что он горячо просит прибыть, и очень хочет видеть. Он слегка занемог… много переболел… пусть бы эти раны зажили.
– Я бы за это, может, больше, чем он, благодарил, – прервал король.
Он немного подумал и добросил:
– Иди отдохни, а мы будем совещаться. У меня аж душа рвётся.
Ягайлле так нетерпелось, что после ухода Малдрика он тут же послал за епископом Збигневом, который его сопровождал, и за панами совета.
Среди других были у его бока в Люблине ещё два Олесницких, Добек, каштелян Войницкий, и Ян Гловач, маршалек, Ян Лашко из Конецполя, Винцент из Шамотул и Клеменс Вонтрубка из Стрелец.
Когда король спешил объявить вошедшему епископу добрую новость, из первых его слов убедился, что Збышек был уже обо всём осведомлён, ка обычно.
– Что вы на это скажете? – порывисто и спешно спросил Ягайлло.
– Это дело требует зрелого размышления – сказал серьёзно епископ. – Хотелось бы иметь мир и забыть травмы, показать недоверие и страх – нехорошо, но положиться на милость Витовта и поверить его слову опасно.
– Вашей милости известно, – сказал Гловач из Олесницы, обращаясь к королю, – что посланцы Сигизмунда, доктор Баптиста и Роф, до сих пор сидят в Литве и не перестают провоцировать коронацию. Витовт знает доброту и послушание нашего короля и на них рассчитывает.
– Да, да, всё это я знаю и думал об этом, – прервал грустно Ягайлло, – но… Малдрик ручается, что он уже от короны отказался, что речи о ней не будет.
– А откуда Малдрик может знать, что у Витовта на уме? – вставил Вицек из Шамотул. – Он никому не исповедуется, а то, что говорит, не является большой гарантией. Часто обещает что-то иное, а делает потом то, что ему удобно.
Слушая, Ягайлло становился всё мрачней и вздыхал.
– Значит, советуйте, – сказал он хмуро, – советуйте. – Я без вас ничего решать не хочу, чтобы меня потом не упрекали, что пива наварил.
Задумчивый епископ Збигнев потёр лоб.
– Этот вопрос о короне однажды следовало бы закрыть, – воскликнул он. – Королевское путешествие, может, способствовало бы разрыву тех уз, которые связывают Витовта с предателем Люксембургом. Я ничего так не боюсь, даже самого Витовта, как доброты и послушания нашего пана.
На этот упрёк король не отвечал, как будто его не слышал. Он хорошо себя знал, приходило ему на ум и то, что королева его предостерегала против Витовта, заклинала, чтобы не дал захватить себя приятными словами…
Итак, они долго совещались, а те более авторитетные мужи, что были при короле, собирались весь день, призывали и допрашивали Малдрика, ходили к королю, думали, со страхом обсуждали: за и против, не в состоянии сказать ничего определённого.
В конце концов мнение епископа и желание короля начали побеждать.
Не стоило отклонять приглашение Витовта, следовало поехать в Литву. Почти все уже с этим согласились, но в то же время с необходимостью сопровождать короля, добавить ему людей, которые бы за ним присматривали, поддерживали его, не дали ему смягчиться.
Никто не мог это лучше