– Так. Но это была страсть. Я тогда вообще ничего не соображала рядом с ним.

– А сейчас соображаешь?

– И сейчас нет, – призналась Вера со вздохом.

– То-то и оно, – констатировала Динара. – Жена женой, а у вас с ним была любовь. И есть общий сын. Это чего-то да стоит.

– Ты верно так думаешь? – потерянно проговорила Вера.

– Верно. Аллахом клянусь.

В коридоре скрипнула дверь. Вера пугливо оглянулась и сжалась в клубок на постели.

– Все, Динарик, Игорь возвращается. Пожелай мне терпения.

– Желаю удачи! Не куксись.

Вера положила телефон, и тут же в спальню зашел Игорь.

– Куколка! – нежно проворковал он. – А вот и я.

Вера поспешно вытерла мокрые от слез щеки.

– Что с тобой? – Лицо Игоря приняло озабоченное выражение. – Он опустился на постель рядом с Верой, взял ее за руку. – Ты что, плакала?

– Нет, с чего ты взял? – Она отвела в сторону глаза.

– Но я же вижу. – Он настойчиво заглянул ей в лицо. – Говори, в чем дело. Кто-то тебя обидел?

– Игорь, ну о чем ты? – Вера едва смогла скрыть досаду. Какой же он надоедливый, просто сил никаких нет. – Кто может меня обидеть в этом доме? Да здесь просто все святые.

– Тогда в чем дело? – В голосе его послышалась тревога.

– Ни в чем. Просто голова разболелась. И еще… я поговорила с подругой. У меня в Москве неприятности с начальником. Он серьезно болен.

– И из-за этого ты плачешь? – Игорь недоверчиво покачал головой.

Веру покоробил его тон. Она представила себе Кобзю, непривычно бледного, лежащего в постели под капельницей, и у нее защемило сердце.

– У нас на работе все, как одна семья, – произнесла она сухо. – Мы все любим друг друга. Если у вас в банке все иначе, это не значит, что ты можешь иронизировать по поводу моей привязанности к коллегам.

– Верочка, я вовсе не иронизирую. – Игорь вскочил и заходил по комнате. Вид у него был растерянный и огорченный. – Я просто расстроился. Мне… мне бы хотелось, чтобы ты всегда улыбалась.

– Разве может нормальный человек все время улыбаться? – Вера посмотрела на Игоря с недоумением. – Подумай, каково бы это было?

– Ты права. – Он остановился, пригладил мокрые, вьющиеся волосы. – Ты во всем всегда права. Верочка, я люблю тебя!

Вере захотелось сказать: «я это слышала», но она промолчала. Игорь подошел к ней и обнял за плечи.

– Не плачь, моя милая. Твой начальник поправится, я уверен. Давай я сделаю тебе массаж, и головная боль пройдет. Ляг и расслабься.

Вера послушно перевернулась на живот, предоставив Игорю делать со своим телом все, что ему угодно. Ей хотелось одного – чтобы побыстрее пролетели два дня, и вернулся Рустам. Ради него она вынесет все – и муки совести перед Фагимой, и навязчивое приставание Игоря. Все.

Рустам вернулся лишь через две недели. За это время Вера хорошо изучила дом и всех его обитателей.

Из трех Рустамовых дочерей ближе всех она сошлась со средней, Луизой. Та приехала на следующий день после отъезда отца, и поразила Веру необычайной красотой и одухотворенностью. Она менее всех походила на Рустама, но и от Фагимы в ней тоже было не много. Очевидно, девушка унаследовала внешность кого-то из родственников.

У нее были довольно светлые волосы, намного светлей, чем у сестер, большие, светло-карие глаза и нежные, ясного рисунка губы. Кроме того, ей почти не передалась скуластость отца, лицо ее было аристократически овальным, слегка удлиненным, кожа на щеках янтарно-персикового оттенка.

Рядом с неугомонной, как вихрь, Розой и озорным чертенком-Чулпан, Луиза казалась бесплотной тенью. Она двигалась по дому почти бесшумно, как бы не ступая по полу, а скользя по воздуху. Говорила тихим, мелодичным голосом, смеялась редко, но смех ее был очаровательным – легким, звонким, как колокольчик.

В первый же вечер Луиза показала Вере свои картины. Они сидели в гостиной, у холодного камина, Вера один за другим рассматривала холсты, на которых были в основном изображены православные храмы.

– А почему церкви? – спросила Вера. – Почему не мечети?

– Так получилось. – Луиза задумчиво улыбнулась. Осторожно взяла у Веры из рук последний эскиз, спрятала в папку. – Когда-то, когда я еще училась в школе, наш класс поехал в Суздаль. Я там познакомилась с одним парнем. Он расписывал храмы, да как! На его работу приезжали поглядеть из Москвы. Его звали даже за границу, обещали бешеные по тем временам гонорары, но он не хотел никуда уезжать. Его не привлекали деньги, он… как бы тебе это описать… короче, он был чудик. Немного блаженный. Ходил всегда в одних и тех же старых штанах и штопаной фуфайке, ел в основном хлеб и картошку, всех вокруг считал братьями и сестрами.

– Знаю таких. – Вера понимающе кивнула. – Видела. Над ними все смеются.

– Что ты! – горячо возразила Луиза. – Над Сережкой никто и не думал смеяться. Он был настоящий гений. Андрей Рублев. Ты бы видела, какая райская красота выходила из-под его кисти. Я могла любоваться его работой часами. А как-то рискнула попробовать сама. Сергей подбадривал меня, кое-что подправлял, и в целом вышло не плохо. Во всяком случае, для первого раза. – Луиза замолчала, лицо ее стало отрешенным и печальным.

– А что потом? – осторожно поинтересовалась Вера. – У вас был роман?

– Роман? – эхом отозвалась Луиза и покачала головой. – Нет. Никакого романа. Сергей погиб за день до того, как мы должны были возвращаться домой. Сорвался с лесов. Когда его подобрали, он еще дышал. Он умер в больнице, у меня на руках. Наши уехали. А я осталась. Позвонила родителям, упросила их разрешить мне задержаться на неделю.

– Они разрешили?

– Да. Мама была против. Отец уговорил ее. Я закончила то, что не смог доделать Сережа. С тех пор продолжаю его работу.

Вера, ничего не говоря, сочувственно глядела на Луизу. Теперь ей было понятно, отчего она редко улыбалась – не каждому доведется пережить в подростковом возрасте такую трагедию.

У них вошло в привычку сидеть после обеда на веранде. Луиза работала над этюдами, Вера штопала Аликовы носочки или просто наблюдала за тем, как Луиза колдует над мольбертом. Ей нравилось смотреть на ее лицо, на то, как неуловимо меняется его выражение – от сосредоточенного до радостно-окрыленного. Тонкое жало кисти скользило по холсту, будто по волшебству оживляя скрытые в нем контуры и очертания. Луиза тихо напевала какой-то печальный мотив, иногда ерошила длинными, худыми пальцами волосы, поглядывала вопросительно на Веру.

– Нравится?

– Очень, – искренне отвечала та.

Ей и вправду нравилось. Она старалась не думать о том, что Луиза дочь Рустама. Ей было тяжело и одиноко, и среди этого одиночества и тягостного ожидания неизвестности хрупкая, серьезная девушка с волшебными руками и удивительным взглядом являлась для нее спасением, тихой пристанью, островком покоя.