– Если вашему величеству, – почтительно отвечал Рони, – угодно будет принять помощь, предлагаемую моим государем, то, смею думать, эти затруднения исчезнут тем скорее.

– Вы думаете? – возразил Генрих, – Хорошо, дайте мне руку. Пройдемся немного.

Сделав знак господину Рамбулье отойти в сторону, он начал прохаживаться с Рони взад и вперед по комнате, беседуя с ним пониженным голосом.

До меня долетали лишь отрывки разговора в те минуты, когда они подходили к моему концу галереи. Однако, связав их между собой, я кое-что понял. Я слышал, как король, приближаясь ко мне, сказал: «Но Тюрен предлагает»… А затем: «Верить ему? Но я не вижу, почему мне ему не верить? Он обещает»… Далее: «Республика, Рони? Это его план? Он не посмеет. Он и не может. Франция – королевство, порученное по воле Бога моему роду».

Из этого и некоторых других случайных слов, которых я теперь уже не помню, я заключил, что Рони побуждал короля принять помощь короля Наваррского и предостерегал его против коварных предположений виконта Тюрена. Однако упоминание о республике, казалось, возбудило гнев его величества скорее против Рони, осмелившегося намекнуть на такое, чем против Тюрена, которого он, очевидно, не считал способным на это. Он остановился в нескольких шагах от меня.

– Докажите! – сказал он с досадой. – Но можете ли вы это доказать? Можете ли доказать это? Заметьте, сударь, я не удовольствуюсь одними слухами. В настоящее время здесь находится поверенный Тюрена… Полагаю, вы не знали, что у него есть здесь поверенный?

– Вы говорите о Брюле, сир, – отвечал Рони, не колеблясь. – Я его знаю, сир.

– Мне кажется, в вас сидит сам дьявол, – ответил Генрих, с любопытством взглянув на него. – Вам, по-видимому, известно решительно все. Но заметьте себе, друг мой, он держится со мной вполне откровенно! И я не могу поверить одним только слухам, даже если бы они исходили от вашего государя… Однако, – прибавил он после минутного молчания, – я люблю его.

– И он вас, ваше величество. Он только желает доказать это.

– Да, знаю, знаю, – поспешно ответил король. – Верю, что он любит меня. Верю, что он желает мне добра. Но в моем народе поднимается дьявольский вопль… А Тюрен тоже не скупится на хорошие обещания… И я, видите ли, не знаю, – продолжал он, поигрывая чашей и шаром, – не лучше ли мне вступить в согласие с ним?

Рони выпрямился во весь рост.

– Могу ли я говорить с вами открыто, сир, как бы со своим государем? – сказал он, проявляя меньше почтительности и больше горячности, чем раньше.

– Ах, говорите что вам угодно, – ответил Генрих. Но он сказал это мрачно и посмотрел на своего собеседника уже менее благосклонно.

– В таком случае, осмелюсь высказать то, о чем ваше величество думаете. Вы опасаетесь, сир, что, приняв предложение моего государя и победив своих врагов, вы не сумеете так легко избавиться от него самого.

Генрих взглянул на него с видимым облегчением.

– Вы называете это дипломатией? – сказал он с улыбкой. – Однако, что если это действительно так? Что вы скажете на это? Помнится, мне пришлось как-то слышать побасенку о коне, который вздумал поохотиться за оленем и для этой цели посадил себе на спину человека.

– Прежде всего, сир, – серьезно ответил Рони, – я скажу, что король Наваррский пользуется известностью только в одной трети королевства и может достичь могущества только в союзе с вами. Во-вторых, сир, в его выгодах поддерживать королевскую власть, так как он является ее наследником. И в-третьих, вашему величеству скорее приличествует принять помощь от близкого родственника, чем от простого подданного, который к тому же – по-прежнему утверждаю это, сир, – имеет недобрые умыслы.

– Доказательства? – резко сказал Генрих. – Дайте мне доказательства!

– Я могу представить их через неделю.

– Заметьте, это должна быть не пустая сказка, – недоверчиво продолжал король.

– Вы услышите о замыслах Тюрена, сир, от особы, которая знает о них от него лично.

Король, по-видимому, был встревожен, но через минуту повернулся и вновь принялся ходить по комнате.

– Хорошо! – сказал он. – Если вы это сделаете, я, со своей стороны…

Остального я не расслышал: они подошли к отдаленному концу галереи и там остановились, обманув как меня, так и Рамбулье в наших ожиданиях услышать еще что-нибудь. Действительно, маркиз начал выказывать нетерпение. Когда большие часы, висевшие как раз над нами, пробили половину одиннадцатого, он вздрогнул и сделал движение, словно собирался подойти к королю. Однако удержался, но продолжал беспокойно вертеться на месте, все больше теряя свою сдержанность, и наконец даже шепнул мне, что отсутствие его величества будет замечено. До сих пор я оставался немым зрителем этой сцены, возбудившей во мне чувство жгучего любопытства. Мне пришлось теперь увидеть столько чудесного, что я уже начал сомневаться в собственной личности. Я испытывал первую сладость тайного могущества, которое люди, говорят, ценят выше всего остального и от которого они так неохотно отказываются.

Водоворот грозил захватить и меня. Я все еще размышлял о приключении, которое привело меня сюда, как внезапно был выведен из задумчивости голосом господина Рони, громко звавшим меня по имени. Заметив, хоть и несколько поздно, что он делает мне знаки приблизиться, я в смущении поспешно пошел вперед, опустился на колени перед королем и затем поднялся, чтобы выслушать приказание его величества. Однако все это было для меня столь неожиданно, что я не вполне ясно сознавал происходившее.

– Господин де Рони сказал мне, что вы желали бы получить какую-нибудь должность при дворе, сударь? – быстро сказал король.

– Я, сир? – пробормотал я, едва веря своим ушам и раскрыв рот.

– Я мало в чем мог бы отказать де Рони, – продолжал король все так же быстро. – Вы, я слышал, человек высокого происхождения и со способностями. Ну, так из расположения к нему я даю вам поручение собрать 20 человек мне на службу. Рамбулье! – продолжал он, слегка возвышая голос. – Завтра вы открыто представите мне этого господина. Теперь можете идти, сударь. Пожалуйста, без благодарностей! А вы, де Рони, – прибавил он, горячо обращаясь к моему покровителю, – позаботьтесь ради меня, чтобы вас не узнали на улицах. Рамбулье должен что-нибудь придумать, чтобы дать вам возможность безопасно выйти из дворца. Я был бы в отчаянии, если бы с вами, друг мой, что-нибудь случилось, так как я не мог бы защитить вас. Даю вам слово, что если бы Мендоза или Рец открыли ваше присутствие в Блуа, я не мог бы спасти вас от них, разве что вы отреклись бы от своей веры.

– Я не буду беспокоить ни ваше величество, ни собственную свою совесть, – отвечал Рони с низким поклоном. – Да поможет мне собственный разум.

– Да сохранят вас святые! – набожно ответил король, направляясь к двери, через которую вошел. – Ваш государь и я, мы оба одинаково нуждаемся в вас. Если вы меня любите, Рамбулье, позаботьтесь о нем. А завтра утром приходите ко мне в кабинет рассказать, как все обошлось.