— Ну и зачем ты полезла за мной в портал? — сурово поинтересовался маг, хмуря густые брови, крыльями разлетающиеся к вискам, — и разве учителя не учили тебя сначала думать, потом действовать?!

— Не знаю зачем… — честно призналась Лиарена, — А про подумать Сайден говорил, но я не успела. Просто почувствовала… что нужно идти, и схватилась за посох.

— Так он твой учитель? — Приподнял бровь Экард, — разве ты огневик?

— Я больше воздушник, — кротко улыбнулась донна, — а еще путница. Но об этом я узнала всего несколько дней назад, когда познакомилась с магами.

— А кто тебя до того учил? — продолжал суровый допрос маг, даже намёком не давая девушке понять, признал ли он в ней свою дочь.

Донне вдруг стало нестерпимо обидно и за себя, и за приёмных родителей. Они отдали ей столько сил, вниманья и душевного тепла, а она, едва узнав о родном отце, бросилась за ним, позабыв все сделанное ей добро.

— Я сама занималась, — опуская взгляд, тихо сообщила Лиарена, — матушка подсказала, как.

— Ты зовёшь принявших тебя людей родителями? — сухо проскрежетал Экард, и донна невесело усмехнулась.

— Они меня не принимали… двадцать лет назад они всем объявили о рождении ребёнка. Немного преждевременном… но никто не сомневался. И я всю жизнь считала себя родной им дочерью, и ни разу не почувствовала ни обиды, ни несправедливости.

— Зачем тогда… — маг не договорил, отвернулся к очагу и занялся помешиванием углей.

— Около года назад я случайно подслушала разговор… и сделала свои выводы, — неторопливо, обдумывая каждое слово, произнесла донна. — А недавно рассказала свою историю магистрам и они спросили меня, хочу ли я встретиться с отцом. Это было… очень неожиданно, я ведь считала настоящих родителей давно погибшими. Или не желавшими меня знать, если подбросили в башню батюшки и забыли. Но раз родной отец остался жив и просто не знал о моем существовании, то не сказать ему правды и не дать возможности познакомиться со мною, было бы слишком жестоко.

— Ну, вот сказала ты ему о себе, посмотрела и что дальше? — горько и почти враждебно осведомился Экард, — о чём ему с тобой говорить, если для него ты даже никогда не рождалась?! Если осталась в памяти давно погибшей мечтой о ребёнке и счастливой семье?! Как взять и в один миг зачеркнуть все прожитые годы, всю боль и все проклятья, обращённые богам? Как забыть тот проклятый день…

Он снова смолк и отвернулся глотая боль, а Лиарена вдруг почувствовала себя невероятно уставшей и опустошённой.

— Если можешь, отправь меня в замок или в обитель, там дела ждут, — хмуро предложила она, надеясь немедленно распрощаться с непринявшим ее отцом, — А если нет, я тут немного посижу, и сразу уйду, как только наберусь сил. Сейчас просто не могу… вчера два раза ходила и сегодня привела в замок Ниверта.

Договорив, донна выпрямилась в ожидании решения мага, и привычно откинула назад голову, как неосознанно делала лишь тогда, когда были задеты ее гордость или самолюбие.

— Ох, боги… — скрипнул зубами Экард, вскочил и опрометью ринулся прочь.

Некоторое время Лиарена сидела, покорно сложив руки на коленях, и хмуро поглядывала на занавесь, за которой скрылся маг, потом принялась осматривать место, куда принёс ее маг. Трудно было назвать жильём это необычное помещение, и, тем не менее, по-видимому, именно тут Экард и жил.

Больше всего оно походило на пещерный дом, какие строили жители западных ущелий, так как только внутренние стены были вырублены в скале, а наружные сложены из неотёсанных булыжников. Мебель тоже была под стать стенам, грубо сбитые из толстых жердей кресла и стол, накрытый вместо столешницы каменной плитой. Только одна вещь выделялась тонкостью работы и изящно отделанной рамой — висевший под светильником портрет.

Лиарена не выдержала и направилась к нему, начиная подозревать, кто именно может быть там изображён.

Она сразу поняла, что угадала, едва подошла ближе. Так походить на неё могла бы старшая сестра, слишком молода была изображённая на портрете женщина.

Светились живым лукавством карие глаза, спадали на грудь пышные локоны небрежно перевитых алой лентой волос, чуть сдвинулась с плеча вышитая серебром широкая оборка летнего платья. Но лучше всего удалась неизвестному художнику улыбка, шаловливая и кроткая одновременно, словно женщина только что созорничала и пытается придать своему лицу невинное выражение.

Донна смотрела на неё и пыталась представить, как бы они прожили эти годы, если бы матери удалось спастись. Какие бы песни пела ей в детстве эта светлая, словно пронизанная весенним солнцем магиня, какие платьица бы надевала. И о чем бы рассказывала по вечерам, укладывая в постельку.

Нет, донне даже в голову не приходило считать свое детство несчастливым или унылым, но не чувствовать себя обиженной судьбой, за то, что отняла такую мать и не жалеть о несбывшемся, она тоже не могла.

Стояла, осторожно водя пальчиком по краю рамы и смотрела на постепенно оживающий портрет, словно в волшебное зеркало, находя все больше и больше знакомых черт, и не замечая катившихся по щекам ручейков.

— Не трогай! — резко окрикнул внезапно вошедший в комнату маг, и шагнул к незваной гостье, торопясь отодвинуть от своей святыни.

Плечи девушки дёрнулись, как от удара, и она резко опустила руку, поворачивая к отцу залитое слезами лицо. Посмотрела ему в глаза полным горькой укоризны взглядом и, отвернувшись, побрела к своему креслу.

Экард тихо скрипнул зубами и, подхватив донну под локоть, подтолкнул в сторону занавешенного прохода.

— Вторая комната справа, — угрюмо буркнул он, и нехотя добавил, — ужин принесу через четверть часа.

Вряд ли кто-то, впервые увидев эту каморку, решится назвать её спальней, да и вообще комнатой, хмуро усмехнулась донна, оглядев тесноватую пещерку, где стояли лишь высокая кровать, узкий столик да вытертый до тёмного блеска чурбак, явно служивший магу стулом. Наверняка Экард отдал незваной гостье свое место, сообразила девушка, обнаружив висящую в углу одежду, а на полке какие-то книги и писчие принадлежности.

Ничего трогать Лиарена не решилась, помня, как ревниво он относится к своей собственности. Устроилась на краешке кровати и попыталась представить себе, как и чем он живёт в этом неуютном, холодном доме, и откуда берет деньги на существование.

Картинка получалась удручающая. В этих местах из-за близости холодного моря и частых штормов селятся только рыбаки, да и те предпочитают на зиму бросать свои неказистые хижины и перебираться западнее, в защищённые невысокими горами плодородные долины, принадлежащие восточным доринтам.

И значит, магу негде не только заработать на жизнь, но и просто купить себе хлеба и соли. Если только он не может ходить по своему желанию в лавки или харчевни. Но если бы мог, тут же осознала донна, то уже отправил бы невесть откуда взявшуюся дочь куда подальше, а не отдавал ей свою постель и не собирался кормить ужином.