ее вкус в морском ветре и его прикосновении к лицу. А теперь у него забрали не только свободу, но и Леонардуса, у него украли целый мир, и мрак ночи действительно казался ему кромешным.

В следующие дни они держали курс на восток, сделав одну остановку на острове в стороне от Сардинии под названием Сан-Пьетро. Пришвартовались после наступления темноты и отплыли до рассвета. Потом был большой переход по открытому морю до Мареттимо, островка у западного побережья Сицилии. Затем они обогнули сицилийское побережье, каждую ночь останавливаясь в бухтах, которые были видны только с моря.

Верный своему слову, Тургут приглашал Нико посидеть рядом с ним во время еды. Корсар всегда ел только после того, как поест вся команда, и питался так же скромно, как они. При любой возможности он расспрашивал Нико обо всем на свете. Нико поразил его великолепными знаниями о кораблях и море, потому что слово в слово запомнил все, что рассказывал ему Леонардус. Он отвечал на вопросы о Венеции и ее верфях, гильдиях и революционных методах кораблестроения Веттора Фаусто. Нико сказал, что его отец был подмастерьем у великого Фаусто. Если Нико не знал ответа, то что-нибудь выдумывал, а когда знал – приукрашивал его, используя все, чему научился у алжирских сказочников. Он никогда не мог сказать, что думает Тургут о его рассказах и знает ли он сам ответы на вопросы, которые задавал, но нередко случалось, что корсар довольно прищуривался, услышав ту или иную подробность.

Мили незаметно проносились мимо. Нико тщетно вглядывался в горизонт, надеясь увидеть корабли императора Карла, но вся Священная Римская империя как будто напрочь забыла о том, что Тургут регулярно ходит этим маршрутом, и Тургут действовал так, будто побережье принадлежит ему. В один из дней Нико вдруг понял, что находится мучительно близко от дома. Поразмыслив о том, как поднять эту тему в разговоре с Тургутом, он наконец спросил:

– И вы вот так спокойно пройдете мимо Мальты? Я думал, что вы не можете отказать себе в том, чтобы не забрать оттуда хоть что-то.

– Проверю свое предчувствие в другой раз, – улыбнулся Тургут. – Пока Аллах ведет меня в другое место.

– На Джербу?

– В Стамбул.

Ответ корсара пронзил Нико кинжалом отчаяния. Не было на целом свете места, которое находилось бы дальше от его дома. Облокотившись на борт, Нико потирал монетку Марии и молился. Если бы он увидел землю хотя бы на горизонте, заметил хотя бы парус, то тут же прыгнул бы за борт – а может, ему просто нравилось так думать, – но вокруг было только бескрайнее море. С каждым взмахом весел шансов становилось все меньше и меньше, а потом Нико понял, что уже поздно, по крайней мере не в этот раз. Дни ускользали один за другим, а вместе с ними – морские мили. Корабли шли на северо-восток, вдоль подошвы итальянского сапога, пересекли залив Таранто, добравшись до каблука, и проследовали по проливу Отранто в Адриатику, направляясь к Пелопоннесскому полуострову, который, как и бóльшая часть мира, принадлежал Османской империи.

Пожилой мужчина и мальчик продолжали беседовать за едой каждый день. Нико понимал, что Тургут его оценивает, но не знал зачем. Он обнаружил, что адмирал, несмотря на свою репутацию, ему нравится. Этот набожный дедушка, мирно сидящий на палубе, не пьющий ничего, кроме воды, и умеющий вести задушевные беседы, казался совсем не похожим на легендарного кровожадного корсара.

Однако однажды, когда они миновали Корфу, Нико представился шанс увидеть корсара в деле. Ночью они встали на якорь в одной из множества бухточек, объединенных проливом, выходившим в открытое море. Возможно, Тургут что-то увидел, услышал или учуял, а может быть, просто почувствовал, но внезапно он отдал приказ готовиться к бою. Все стихло, гребцы убрали ноги с цепей, чтобы избежать малейшего шума, повара на камбузе погасили жаровни. Около полуночи Тургут и два его капитана вместе с агой, начальником янычар, спустили на воду шлюпку. Через час Нико снова услышал тихий плеск весел – они вернулись. С корабля на корабль беззвучно передавали приказы.

На самом рассвете Тургут вывел эскадру, корабли обошли лесистую отмель и застали врасплох три далматинские военные галеры, защищавшие торговый корабль, нагруженный сокровищами из Ватикана. Они тоже искали укромную стоянку на ночь, но их корабли расположились неудачно и оказались не готовы. Тургут смог подкрасться, когда все спали. Далматинцы были вооруженными до зубов наемниками, но их командир поставил корабли на якорь в месте хотя и хорошо скрытом от посторонних глаз, но не позволяющем заметить приближающуюся угрозу вовремя, поэтому их полупушки и носовые орудия оказались практически бесполезными.

Тургут напал быстро и бесшумно. О его приближении можно было узнать только по звону цепей и скрипу весел в уключинах. К тому же он воспользовался дополнительным преимуществом: солнце всходило точно у него за спиной, ослепляя противника. Из трюма Нико, словно завороженный, наблюдал за тем, как галеры мчались вперед, набирая ход, пока не вышли на таран. Весла погружались в воду, брызги сверкали на солнце, создавая радуги на низких бортах далматинских галер, чья команда спала и не подозревала, что вот-вот умрет.

Когда тишина перестала быть необходимой, Тургут выкрикивал команды боцману, тот свистком передавал приказы надсмотрщикам, а их кнуты передавали приказы загорелым и окровавленным спинам гребцов. Нико пока не понимал тактики Тургута, но даже ему было ясно, что этот человек – мастер своего дела. Его гребцы действовали как единый организм, весла взмывали вверх одновременно, галеры неслись во весь опор, одна скамья отдыхала, пока другая гребла, а потом они резко сменили курс, пока один борт греб назад, а другой – сушил весла. Перед рабами с обеих сторон – христианскими рабами на мусульманских кораблях и мусульманскими рабами на христианских кораблях – встал страшный выбор. Подчинение и умелые действия могли нанести урон флоту противника, но ведь они сами молились о его победе, хотя и могли погибнуть в цепях и пойти ко дну вместе с кораблями. Однако, если бы они перестали выполнять приказы, если бы не трудились до изнеможения, надсмотрщик махнул бы не кнутом, а мечом, лишив ослушников головы, а обезглавленные тела сбросил бы в море.

Далматинцы опомнились слишком поздно. Затрубили фанфары, засверкали алебарды. Стрелки вскинули аркебузы, и с полусонных кораблей началась спорадическая стрельба. Тургут спокойно наблюдал за происходящим. С кормы раздался залп кулеврины, заряженной двумя железными ядрами, соединенными цепью. Рухнула мачта и убила рабов, которым не повезло сидеть прямо под ней, изрядно повредив корабль. Затем с кораблей Тургута последовали новые залпы, один за другим, осыпая тяжеловооруженные военные галеры перекрестным огнем смертоносной картечи. В распоряжении Тургута был огромный и разнообразный арсенал, состоявший из нового и старого оружия, и он задействовал в битве все, что имелось, причем задействовал терпеливо, сдержанно и очень умело. Стрелы волна за волной проносились по воздуху, нанося огромный ущерб противникам без шлемов. Арбалеты стреляли стальными болтами, пробивавшими и дерево, и доспехи, а из аркебуз, со свистом рассекая воздух, градом летели пули.

Одна из далматинских галер тронулась было с места, но слишком медленно. Абордажные крюки Тургута уже впились в ее борта, и он, в кожаном джеркине и без доспехов, повел своих людей в бой, вскоре закипевший на вражеской палубе. Кричали люди, трещали весла, звенела сталь. Ветра не было, и над местом сражения, подобно туману над болотами, висело облако дыма. Соленый воздух пропитался запахом крови и пороха.

Нико заметил лучшее на свете зрелище: алую тунику рыцаря ордена Святого Иоанна, который появился из каюты, пытаясь надеть кирасу, чтобы защитить грудь и спину. В другой ситуации его взяли бы в плен, а потом запросили бы за него выкуп, но рыцарь был не намерен сдаваться и дрался как одержимый. Взмахами двуручного меча он зарубил с полдюжины нападавших, но потом пал от удара боевым топором. Вместе с его телом упало и сердце Нико. Неужели его герои, рыцари, тоже смертны?

Через десять минут бой завершился, дело было сделано. Мусульманских галерных рабов всех далматинских кораблей быстро освободили от цепей. Из сотен ртов раздались крики хвалы в честь спасителя Тургута, который приказал разоружить выживших солдат и приковать к скамьям гребцов. Таков был