Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Важная встреча? — ехидно поинтересовался олигарх, полагая, причем искренне, что важнее, чем встреча с ним, иной и быть не может.
— Самая важная, — подтвердил Виктор, — важнее и быть не может. День рождения дочери. Я ее утром только успел в щечку чмокнуть и сюда умчался, пообещал, что через часик вернусь, а сам задержался, так что еще раз извините…
Сосновский и Михеев обменялись еще парочкой ничего не значащих фраз, и олигарх, пробормотав невнятные поздравления, направился к выходу. Сергей проводил гостя до машины. Уже усаживаясь, Сааб, как о чем-то незначительном, сказал:
— А знаете что, продайте-ка вы мне этот торговый центр…
— Прямо сейчас? — улыбнулся Сергей, решив, что это неудачная шутка известного своей эксцентричностью олигарха.
— Ну зачем же прямо сейчас, — не принял шутки Сосновский. — Можете до завтра подумать, — и он протянул Михееву свою визитную карточку, заметив со значением: — Здесь телефоны, по которым дозваниваются.
Вечером, отмечая в ресторане день рождения дочери Виктора, Сергей поведал другу об утреннем разговоре с олигархом.
— А что, — неожиданно загорелся Виктор. — Давай продадим. Ну сам посуди, на кой хрен он нам сдался, этот торговый центр. Мало гостиницы, так еще и это себе на шею повесили. Это ж тебе не какой-нибудь магазинчик или цветочная палатка. Здесь и специалисты нужны, и персонал соответствующий, контроль за поставками, оборотом. Да что я тебе толкую, ты все это не хуже меня знаешь. А так, продадим — и прибыль солидная, и хлопот никаких. Тем более тебя-то теперь в Москве вообще почти не бывает.
«Может, и прав Виктор, — подумалось Сергею. — Когда еще заниматься торговым центром, когда с проектом по трубам головы поднять некогда, в самолетах больше времени провожу, чем дома». На следующий день он позвонил Сосновскому.
— В принципе мы готовы продать торговый центр, — сказал он. — Но ваше предложение, не скрою, застало нас врасплох. Мы хотим еще пару дней обдумать ваше предложение, посчитать наши расходы и назвать реальную цену.
— Да нечего считать, — грубо заявил олигарх. — Я предлагаю… — и он назвал сумму, за которую разве лишь его индивидуальной сборки «Сааб» приобрести можно было.
— Это шутка? — сухо осведомился Михеев.
— Я что, похож на шутника? — вопросом на вопрос ответил Сааб. — Эта та цена, которая меня устраивает, — отчеканил он.
— В таком случае я должен вам сообщить, что это та цена, которая не устраивает меня, — в тон собеседнику отчеканил Сергей.
— Ну, это твои проблемы. Мне отказывать не принято, — с угрозой в голосе заявил Сосновский.
— Если уж мы перешли на «ты», то я тебе хочу сообщить, что нам с тобой не по пути. Тебе подсказать адрес, куда идти, или сам дорогу найдешь?
Сааб аж задохнулся от гнева, не в силах ничего произнести. С ним давно уже никто не позволял себе разговаривать в подобном тоне. А тут какой-то мальчишка! Что он о себе возомнил?!
***
Уже через несколько часов запись этого разговора прослушивал на специально оборудованной для этого конспиративной квартире подполковник Мингажев. Никакой санкции на прослушку олигарха, тем более занимающего несколько весьма важных позиций в правительственных структурах, у него не было, да и быть не могло. Но, готовя себя к делам важным, Марат Дамирович методично и скрупулезно составлял досье на всех, кто входил в круг его интересов и кого в дальнейшем можно было использовать в хитросплетенных комбинациях, роившихся в его мозгу сотнями.
«Какой подарок, ну какой же бесценный подарок преподнес Михей», — размышлял Чингисхан. В эту минуту он даже почувствовал к Михееву что-то вроде симпатии.
— Через сорок минут буду у тебя, — предупредил Мингажев Пруткова — даже верный «пес» о существовании этой конспиративной квартиры ничего не знал. — А впрочем, нет, давай лучше встретимся на Суворовском бульваре, возле старого дома журналистов.
Он подумал, что при таком разговоре следует перестраховаться не на сто, а на все тысячу процентов, и потому решил перенести встречу на улицу, где, при определенных мерах безопасности, их разговор прослушать было практически невозможно.
***
— Но у меня нет в Москве сапера такого уровня, — словно оправдываясь, говорил Прутков, выслушав шефа. — Я же в Москве без году неделя, еще не успел обзавестись своими кадрами. Может быть, разрешите мне привлечь капитана из вашего отдела, ну этого, кажется, Упорова…
— Не Упорова, а Укорова, — машинально поправил Мингажев и тут же возмутился: — Совсем с ума сошел! Ни одна живая душа у нас в конторе не должна знать об этом. Даже если тень не то что подозрений, а сомнений возникнет, что взрыв машины олигарха организовали спецслужбы, ты себе даже представить не можешь, что с нами со всеми сделают. Твой Термез тебе курортом покажется. Как вообще тебе такая мысль могла в голову прийти?!
— Я все понял, — покаянно ответил Прутков.
Послушай, Ан — дрей, по городу бродят полчища безработных нищих «афганцев». Пошуруй среди них, только энергично, все надо делать быстро, — сменил гнев на милость успокоившийся подполковник.
— И как я сам не додумался? — хлопнул себя по лбу ладонью Прутик. — Спасибо, шеф, надоумили. Там я точно кого-нибудь подходящего найду.
— Но только втемную, только втемную, — категорически потребовал подполковник. Если после дела увидишь, что сапер о чем-то догадывается, — спишешь. А лучше спиши в любом случае, так оно надежнее будет. Как говорит наш подучетный контингент: «Береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет». Да, и еще, это важно. Желательно, чтобы пассажир пострадал, но не сильно. Очень желательно. Понимаю, времени на подготовку мало, понимаю нелегко, но надо постараться. От этого, учти, и для меня, и для тебя может зависеть очень многое.
… Прервав дневную передачу о бедственном положении индейских племен в США, диктор Первого канала российского телевидения зачитал официальное сообщение ИТАР-ТАСС:
«Несколько минут назад на одной из центральных улиц Москвы был взорван автомобиль известного предпринимателя, общественного и государственного деятеля Савелия Абрамовича Сосновского. Водитель и охранник предпринимателя погибли на месте. Сам Савелий Абрамович доставлен в реанимацию института Склифосовского. Врачи оценивают его состояние как критическое».
Когда Ельцин узнал о покушении на Сосновского, он спросил своего помощника: «Погиб?»
— Жив пока.
— Жаль, я б его, суку, сам взорвал.
Глава двадцать пятая
Юного Саву природа одарила щедро. В школу он пошел с шести лет, в университет, на физический факультет поступил с первого раза, доктором наук и профессором стал в таком возрасте, когда большинство его сверстников только начинали об аспирантуре задумываться. Бешеная энергия и неуемные амбиции клокотали в этом человеке. И когда Советский Союз распался, Савелий Сосновский понял: пришло его время.
Контролируя продажу автомобилей