— Очень интересная история. И шо, в Амбуазе теперь проживает весь Кажюс или только его вещая голова?

— Не слишком умно потешаться над тем, что скрыто от твоих глаз. Ведь человек, которому не дано знать даже того, что находится за ближайшей дверью, — существо весьма несовершенное. Не каждому дано понять, что свыше в нем заложены силы, скрытые до поры до времени. И только если найти в себе этот дар, мир запомнит тебя гением и назовет великим.

— Да я шо, против? Но меня смущает одна деталь: вот, скажем, Робеспьер не поверил бы этому Кажюсу или просто отмахнулся, когда ему рассказали о прорицателе, и забыл о нем через минуту. Тогда что ж, и террора не было бы? Или что, он не стал бы, точно заведенный, отстригать головы своим вчерашним друзьям и подельникам?

— Но-но, он все же революционер, и я был дружен с его братом. Он, кстати, и рассказал историю с Кажюсом.

— Это что-то меняет? Из ваших слов, мой генерал, следует, что в кровавых реках, пролитых этим революционером, виноват какой-то провидец, или Провидение, водившее рукой Робеспьера, когда он черкал автографы на приговорах? Удобная позиция. Очень революционная. Как говорят на востоке: я не я и сакля не моя.

— И все же, — насупился Бонапарт, — я хочу побеседовать с Кажюсом.

— Понятно. Можно уже мылить шею?

— Можно приготовиться сопровождать своего генерала. Ты и Жюно поедете со мной.

* * *

— Я все знаю! Изменщица! Потаскуха! Я так верил тебе, а ты?! И с кем, с собственным братом! — Я влетел в комнату Софи, как раскаленное ядро в крюйт-камеру[49]обреченного фрегата.

— Послушай… — Ошеломленная девушка пыталась было подняться со стула перед трюмо, где за секунду до того прихорашивалась, прежде чем во всей красе явить себя миру.

— Ничего не желаю знать! Ты предала меня! — Я сыпанул на пол горсть монет. — Это — за ночи с тобой! Ты подлая змея, ты разбила мне сердце! Я покидаю этот проклятый город!

Софи, пораженная внезапным потоком оскорблений, потеряла дар речи. Я развернулся на каблуках и выскочил, хлопнув дверью. На лестничной площадке меня уже поджидал верзила лакей. Не говоря ни слова, я с размаху врезал ему основаниями ладоней по ушам и пнул в грудь, спуская с лестницы. Побледневшая мадам Грассо, как обычно сидевшая за конторкой, завидев пистолет в моей руке, нырнула под стол. Я подошел к стене, на которой висела связка ключей, схватил ее и размашистым шагом вышел, заперев за собой дверь. «Ну что ж, актеры на местах. Поехали!»

Я бегом направился в свой номер. Там уже, не скрывая самодовольства, сидел Гастон, помощник трубочиста.

— Все готово?

— Ну я же здесь! — Юнец продемонстрировал мне три прута, недавно бывших частью решетки. — Не сомневайтесь, вы пролезете!

— Отлично, держи плащ!

— Хороший, — пробуя на ощупь материю, оценил мальчишка.

— Еще бы! В нем, может, сам герцог Орлеанский ходил.

— Ишь ты!

— В общем, ты все понял?

— Все, чего повторять-то? И что, коня я могу насовсем забрать?

— Как только окажешься за воротами Парижа — он твой вместе с седлом, уздечкой, стременами и попоной.

— Вот это да, вот это повезло!

— Кому повезет, у того и петух снесет. Давай вперед, ровно через три минуты ты должен пронестись в сторону заставы самым быстрым галопом, какого только сможешь добиться от коня.

— Да вы не сомневайтесь. Я ж родом из Нормандии, у нас там ходить и ездить верхом начинают одновременно.

— Да, Гаспар мне сказал. Вперед, действуй, не заставляй меня пожалеть, что я с тобой связался.

— Не извольте сомневаться, месье! — Мальчишка легко проскользнул в сделанную им за ночь дыру в решетке и сноровисто спустился с крыши сарая прямо к воротам конюшни.

— Фух! — выдохнул я. — Ну, теперь счет на секунды, лишь бы паренек не замешкался.

На всякий случай я пошел проведать верзилу-слугу. Тот лежал в глубокой отключке. Хотелось надеяться, что Софи еще некоторое время будет изображать рыдания от горечи и обиды. Ну, хотя бы еще минуты две, на случай если я вернусь. Покончив с этим, я спустился вниз. Полицейские ищейки, караулившие у пансиона мадам Грассо с того момента, как заикающийся от ужаса нищий сообщил по инстанции о встрече с ходячим мертвецом, радостно потирали руки, ожидая дальнейших приказов. Если многолетнее чутье не подводило, ждать им предстояло как минимум до вечера. Пока министр полиции вдрызг не переругается с начальником военной разведки, топтуны, ничего не предпринимая, будут просто таскаться за мной, точно консервная банка, привязанная к кошачьему хвосту.

Я выглянул в маленькое оконце входной двери: так и есть, два праздношатающихся бездельника, по виду не то приказчики, не то писари, стояли у края тротуара, изображая оживленную беседу и постоянно косясь на дверь. Раз, два, три. Вперед! Я выскочил на улицу и с размаху, с доворотом бедра, точно бичом, пятой ладони треснул по затылку одного, затем приложил об стену второго и, выхватив из-за пояса трофейный пистолет, выстрелил в воздух. Случайные прохожие, нечастые здесь в разгар дня, опрометью бросились кто куда. Еще через секунду мимо промчался мой конь со всадником в длинном черном плаще и накинутом капюшоне.

Теперь быстро-быстро. Я бросился в свою комнату, выбрался на крышу сарая, мягко спрыгнул… Внизу уже поджидал Гаспар.

— Ох, вы и устроили! — то ли с ужасом, то ли с восхищением проговорил он.

— Ничего, это так, шалости, — отмахнулся я, сбрасывая мундирную куртку. — Давай что принес.

— Пожалуйте. — Мальчишка протянул мне какую-то замызганную одежу и короб с мелочным товаром. — Купил все, как было велено.

— Вот и замечательно. — Я протянул помощнику три золотых. — Что дальше делать, помнишь?

— Так точно: я слежу за любовником и, когда он к той самой лавке подходит, свищу «Марсельезу». Если не один, кричу, точно резаный: «Кому почистить сапоги, башмаки?!»

— Да-да, все верно. А если в другое место пойдет?

— Пробегая мимо, свистнуть три раза и смотреть, куда направится.

— Молодец! Надеюсь, он все же придет в лавку.

* * *

Пожилой крестьянин в старой штопаной рубахе и холщовых штанах, давным-давно утративших изначальный цвет, копался в земле, возделывая разбитый около дома цветник.

— Лилии — это не патриотично, — насмешливо скривил губы Бонапарт, поворачиваясь к спутникам.

— Говорят, лилии отгоняют призраков, — вставил Лис.

— Вот как? — удивился Наполеон. — Вы что же, и в этом сведущи?

— Да так, что-то где-то слышал. Но согласитесь, мой генерал, разумная предосторожность. А вдруг как души всех гильотинированных, во главе с Робеспьером, придут сюда требовать отмщения?