против 23 голосов было принято решение, предложенное «левыми» и поддержанное присутствовавшим на заседании представителем ИККИ венгром Матьяшем Ракоши, в котором политика ИККИ в отношении итальянских социалистов получила одобрение. Вслед за этим Леви и еще четверо членов ЦК ~ Эрнст Доймиг, Адольф Гофман, Отто Брасс и Клара Цеткин — сложили с себя полномочия.

Отставка руководства партии во главе с Леви в результате одновременного нажима изнутри и извне очистила путь для тех сил, которые проповедовали так называемую «наступательную теорию». Их самым авторитетным представителем был Август Тальгеймер, который уже в ноябре 1920 г., на последнем до объединения с левыми независимыми съезде КПГ, заявлял, что в то время, когда Советская Россия в международном отношении вынуждена обороняться, долг рабочих Восточной и Центральной Европы перейти в наступление против буржуазии. Немецкий пролетариат должен в то время, когда контрреволюция тайком вооружается, «продиктовать ей правила действия, выманить ее из берлоги и принудить к борьбе в тот момент и в тех условиях, которые будут благоприятными для рабочего класса»{139}.

Речь Тальгеймера, которая, как можно с большой долей уверенности утверждать, была инспирирована Радеком, полностью соответствовала линии большинства ИККИ. В тот же самый день, 22 февраля, когда Леви и его сторонники подали в отставку, Гуральский потребовал на заседании ИККИ «организации самой боевой акции, обусловленной провокацией Оргеш в отношении пролетариата, в свою очередь, Оргеш должна быть спровоцирована партией в нужный ей момент». Похожим образом высказался Николай Бухарин. По свидетельству Радека, его революционный план состоял в том, чтобы «когда Оргеш нападет на нас, сплотить всех рабочих в единый фронт. Мы должны принудить Оргеш к тому, чтобы она сослужила нам хорошую службу. Оргеш ждет, когда мы начнем, чтобы иметь повод обрушиться на нас»{140}.

«Наступательная теория» была радикальным отказом от прежнего политического курса Леви. В то время как он в традициях Розы Люксембург рассматривал завоевание пролетарских масс как главную задачу КПГ и неотъемлемую предпосылку революции, теоретики наступления видели в революции единственный шанс гарантировать коммунистической партии руководство рабочим классом. С этой точки зрения они определяли момент совершения революции отнюдь не по признаку того, насколько в стране созрели для этого условия. В гораздо большей степени решающую роль играли теперь потребности Советской России — родины социалистической революции.

Для Зиновьева, Бухарина и Гуральского большое значение имело также то, что революции в Восточной и Центральной Европе компенсируют замедление революционных процессов в России. Повод для нанесения удара найти было легко, и в первую очередь в Германии: репарационный кризис, предстоящее голосование в Верхней Силезии и конфликт по поводу отрядов гражданской самообороны — это казалось достаточным, чтобы подвигнуть радикальных правых во главе с «Оргеш» к совместной «игре». Очевидные проблемы со снабжением населения продовольствием в городах и угроза принятия соглашения о сверхурочных работах на угледобывающих предприятиях гарантировали рост социального недовольства. Таким образом, весной 1921 г. имелись определенные болевые точки, предоставлявшие шанс тактике целенаправленных провокаций, и «теоретики наступления» в ИККИ и КПГ были полны решимости использовать эту якобы благоприятную ситуацию.

В первые мартовские дни 1921 г. в Берлине встретились трое уполномоченных Коминтерна: ультралевый венгр Бела Кун, его земляк Йозеф Погани, он же Петер Пеппер, и Самуэль Гуральский, он же Август Кляйн. Вместе с новым «левым» руководством КПГ они начали подготовку переворота в Германии. Сигналом к его началу должны были послужить акции протеста в средненемецкой промышленной области, запланированные на послепасхальные дни, Пасха же в том году выпала на 27 и 28 марта. В этой части Германии во время выборов в прусский ландтаг 20 февраля 1921 г. КПГ добилась сенсационных успехов: в Галле-Мерзебурге коммунисты получили около 197 000 голосов против 70 000, поданных за СДПГ. Индустриализация центральной части Германии происходила относительно поздно, ее химическая промышленность возникла в годы Первой мировой войны. Зато ее угледобывающая промышленность после 1918 г. приобрела дополнительный вес в результате утраты Германией важных районов добычи угля. Местный рабочий класс, если принимать во внимание его социальное и региональное происхождение, был весьма пестрым по составу и не прошел школы длительной профсоюзной работы. Мобилизацией этих групп рабочих, склонных к радикализму, наряду с КПГ с определенным успехом занималась еще более левая Коммунистическая рабочая партия Германии. КАПД была в ноябре 1920 г. временно принята в Коминтерн в статусе «симпатизирующей партии с совещательным голосом» и получила одно место в ИККИ. Она была вовлечена в подготовку средненемецкого восстания с самого начала, поскольку расценивалась левыми в Коминтерне как активный противовес по отношению к слишком осторожной на тот момент КПГ.

В марте 1921 г. центральная область Германии была объектом внимания не только коммунистов, но и прусских государственных органов. С момента путча Каппа — Лютвица этот регион никак не мог успокоиться: в начале 1921 г. «дикие» забастовки, мародерство и разбой были здесь обычным явлением, а на руках у радикально настроенных рабочих находилось много оружия. 13 марта 1921 г. под берлинской Колонной победы была обнаружена заложенная взрывчатка. След вел в Среднюю Германию. Хорошо информированный государственный комиссар по охране общественного порядка Роберт Вейсман 14 марта сообщил Северингу, что советское правительство настаивает на проведении акции в Германии и требует переворота в рейхе перед лицом тяжелого внутреннего кризиса в России. В ответ Северинг и его товарищ по партии Отто Хёрзинг, обер-президент прусской провинции Саксония, пересмотрели свои прежние планы: если до 14 марта они намеревались осуществлять только административные меры по поддержанию порядка в Мансфельде и окрестностях, то теперь они подготовили полицейскую акцию в масштабах всей средненемецкой индустриальной области.

17 марта на заседании ЦК КПГ коммунисты узнали о запланированной полицейской акции. Это сообщение изменило намеченный график выступления. В тот же день было принято решение нанести удар немедленно. 18 марта «Роте Фане» опубликовала воззвание, автором которого был Бела Кун, утверждавший, что фон Кар, баварский министр-президент, «плюет на законы». «Кар — контрреволюционный политик-реалист. Он знает, что говорит и что делает… Господин Кар должен получить достойный ответ!…Теперь каждому рабочему тоже наплевать на закон, и он добывает себе оружие любым способом! Если Кару безразличен закон, то и пролетариат перестанет обращать внимание на закон! У каждого контрреволюционера есть оружие. Рабочие не могут быть худшими революционерами, чем контрреволюционеры»{141}.

Но события развивались иначе, чем было запланировано. Хотя 21 марта в районе добычи меди в окрестностях Мансфельда началась протестная забастовка, поначалу она оставалась единственной. Гуго Эберляйн, шеф нового, едва ли еще работоспособного нелегального военного аппарата КПГ, находясь в Галле, подготовил ряд покушений с применением взрывчатки, ответственность за которые он планировал возложить на «реакцию». Но главным