class="p">Он чувствовал звёзды, ветер, облака… крабов в камнях и песке, сонных птиц, примостившихся на утёсах, рыб, дремавших, пока их качало туда-сюда волнами, травы и деревья, колышущиеся на холодном ветру.

Выше он чувствовал дома и людей, деревенских рыбаков и их жён, спящих в своих постелях, их детей в соседних комнатах, их собак, коз, кошек, кур и лошадей, которые дремали, бродили, спали и охотились снаружи.

Затем ветер переменился, и он почувствовал этот запах.

Поднимающееся облако от палочки hiri, доносящееся откуда-то гораздо ближе.

Прежде чем он успел повернуться, чтобы посмотреть, пальцы скользнули в его волосы, лаская и перебирая пряди, останавливаясь, чтобы потереть кожу головы нежными, твёрдыми движениями.

Прикосновение другого мужчины успокоило его, и он закрыл глаза.

— Тебе холодно, брат? — прошептал голос.

Голос был низким, с немецким акцентом.

Териан вздрогнул, как от услышанного в этом голосе, так и от ночного воздуха.

— Иди сюда, — мягко уговаривал другой.

Териан почти не колебался.

Сев, он скользнул выше по одеялу, наполовину забравшись на колени другого видящего.

Сильные руки обвились вокруг него, прижимая к более широкой груди, притягивая к изгибу своего тела. Дигойз подождал, пока Териан примет удобное положение, а затем, как только он устроился, набросил ему на плечи и спину грубое и толстое плетёное мексиканское одеяло.

Териан глубже прижался к этому большому телу, вдыхая его запах и выдыхая, а другой мужчина удобнее устроился на своём месте, крепче обхватив рукой спину Териана.

— Лучше? — мягко спросил этот низкий голос.

Териан кивнул, выдыхая.

— Намного.

Какое-то время они просто лежали там.

Дигойз продолжал курить, и его дыхание создавало в ночном воздухе медленные, ленивые, сладко пахнущие облачка.

Вместо того, чтобы пытаться снова заснуть, Териан положил голову на эту широкую грудь, глядя в ночное небо, теперь имея возможность смотреть на него из тепла и комфорта.

Он не хотел, чтобы этот момент заканчивался.

Это было всё ещё так ново, эти их отношения.

Очень, очень ново.

— Красиво, не так ли? — прокомментировал Дигойз.

Териан поднял глаза и увидел, что Дигойз смотрит на тот же участок ночного неба.

Глядя на это угловатое лицо, на стеклянные глаза, отражающие звёздный свет, на узкие губы, приоткрывшиеся ровно настолько, чтобы сделать затяжку hiri, Териан кивнул.

Его глаза не отрывались от лица другого мужчины.

— Да, брат, — пробормотал он. — Да… это действительно красиво.

Глава 18. Ради блага расы

Загоны для взрослых, Восточный участок

Работный лагерь Парват Шикхар

Королевство Сикким, Северная Индия

13 марта 1979 года

Я стоял на краю кишащей толпы, в другом работном лагере, в другой части мира.

Прошли месяцы с тех пор, как я покинул Южную Америку.

Теперь я управлял своим собственным юнитом.

Тем не менее, с тех пор я не бывал в работных лагерях, и какая-то часть моего света испытывала отвращение, оказавшись в таком сейчас.

Я сделал всё возможное, чтобы избавиться от этого привкуса во рту, забыть те сцены, запечатлевшиеся в моём мозгу в джунглях к северу от Манауса, но каким-то образом запахи остались — удушающие, не поддающиеся распутыванию.

Мне снились руки Териана на мне, его рот, его свет.

Я воображал, что временами даже могу чувствовать этот свет — он маячил на самых краях сети, пока я охотился; он вплетался в мой свет, когда я просыпался с эрекцией; он присутствовал в затяжных световых резонансах моих снов.

Я всё ещё чувствовал вкус его света.

Я всё ещё мог каким-то образом ощущать его, наряду со светом Дигойза, резонирующего на частотах более высокого уровня, извивающегося в областях Барьера, которые я не мог сознательно видеть.

Выбросив их обоих из головы, я почувствовал, как мои челюсти напряглись.

Я сосредоточился на сцене передо мной.

Немытые тела, прижатые к сетчатому забору, кричащие, одетые в поношенные шкуры и жилеты из овчины, а в некоторых случаях и этого не было.

Я видел женщин, которые были почти голыми, бесчисленные пугала всех возрастов и полов, одетые лишь в хлопковые брюки и рубашки, несмотря на снег и застывшую землю. Они дрожали без обуви, сбившись в группы, как животные, в убежищах без окон на другой стороне широкого тренировочного двора из замёрзшей, голой, чёрной земли.

Я знал, что некоторые уговорами или бартером прокладывали себе путь внутрь, в отапливаемые жилые помещения, чтобы по ночам согревать постель охранников и себя самих. Некоторые из наиболее привлекательных лагерных крыс, мужчины и женщины, также попадали в офицерские бараки, где их кормили офицерскими объедками, одевали в старую одежду, даже позволяли принимать душ и оставаться там в тёплые дни.

Некоторых за такие услуги выкупали или сразу освобождали, особенно если они цеплялись за видящего, обладающего достаточной властью, чтобы нарушать правила.

Большинство, однако, не имело такой роскоши.

Большинство защищало себя и друг друга с помощью тепла тел и менее пикантных форм торговли.

Я всё это знал. Никакая часть здешней реальности ни в коей мере не была для меня новой, но по какой-то причине сейчас это сильнее беспокоило меня.

Возможно, мне было труднее поверить в эвфемизм «работный лагерь» на контрасте с тем, чем он был на самом деле — аукционом рабов и центром содержания, а для Организации — средством вербовки, извлечения и даже медицинских экспериментов.

Это концентрационные лагеря. Они не сильно отличались от того, что немецкие люди во время войны сделали с нами… и с представителями своего собственного вида.

Варлан прав; мы все ответственны.

Толпа завизжала громче, когда я, нахмурившись, посмотрел на осаждённый забор.

Их голоса кричали на меня, изрыгая оскорбления, которые сливались в шум. Они продолжали угрожать в мой адрес и уговаривать, пока внезапная паника на одном конце забора не заставила их разбежаться, как нелетающих птиц.

Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из охранников бьёт электрошокером тела и обнажённую кожу, тыкая длинным прутом через отверстия в заборе.

Выдохнув облако пара, я взглянул на покрытую снегом вершину вдалеке, нахмурившись от яркого солнечного света, сверкавшего как бриллианты прямо над головой, даже когда в моих очках сработала защита от ультрафиолета, затеняя этот яркий свет поляризованными линзами, которые спасли мои глаза.

Это место напомнило мне Кандар, ещё одну из таких горных тюрем.

Я подышал на свои руки в перчатках.

Количество снега и льда в этой части мира увеличивалось по мере изменения климатических условий. На большей части земного шара стало жарче, но не на этих горных хребтах, примыкающих к Гималаям, будь то на западных или восточных окраинах Азии.