Ничего чрезвычайного, скоро понял Врангель, не привело командующего в его дивизию. Обычное дело: проведать, послушать, подбодрить. А ещё — поделиться размышлениями стратегического порядка, которые не всегда можно доверить телеграфу и даже офицеру для связи.

Только теперь, из отрывочных фраз Деникина, он узнал, что ещё 2 сентября, когда Боровский неожиданным ударом занял Невиномысскую, удалось захватить штаб Таманской армии большевиков. Среди бумаг обнаружился отданный накануне приказ «главковерха» Сорокина именно в тот день начать «решительное наступление» на Ставрополь. Но неделю спустя радиостанция штаба армии перехватила приказ того же Сорокина, из коего можно понять, что тот потерял все надежды на возвращение Кубани и намерен пробиваться к Минеральным Водам. А спустя день, в полном противоречии с этим приказом, Северо-Кавказская красная армия перешла в наступление на широком фронте. И после пяти дней упорных атак, не считаясь с огромными потерями, большевики отбили Невиномысскую. Тем самым Сорокин снова открыл сообщение своей армии по Владикавказской магистрали.

Казалось бы, она необходима ему для отхода к Минеральным Водам. Но Невиномысская группа мало похожа на арьергард, задача которого — прикрытие такого отхода. Напротив, она постоянно усиливается за счёт крупных пополнений, превращаясь в серьёзную угрозу Ставрополю.

Вопрос о стратегии большевистского командования окончательно запутали сведения разведки о возникших в большевистской верхушке разногласиях: Матвеев якобы настаивает на взятии Ставрополя, а кто-то — на отходе к Святому Кресту или Минеральным Водам. Вряд ли рядовые бойцы, кубанские иногородние, захотят отступать в прикаспийские пески только для того, чтобы неминуемо там замёрзнуть или умереть с голоду. Не исключено, растёт недовольство Сорокиным, на него давят массы и их начальники. Оттого он и мечется.

Чем закончатся их споры и колебания — неизвестно. Однако уже теперь очевидно: взяв Ставрополь, Сорокин может двинуться на север, к Царицыну, на соединение с основными силами большевиков. Или того хуже: поддавшись победному настроению, повернуть на запад и попытаться отбить Екатеринодар...

— Скорее всего, — подытожил свои размышления Деникин, — центр тяжести скоро переместится к Ставрополю. И придётся стягивать туда основные силы. Тогда полное освобождение Кубани отодвинется на неопределённый срок. Я уж не говорю о соединении с восставшими терскими казаками[60]... Вместо этого нам придётся ликвидировать угрозу нашей связи с Доном. Да ещё угрозу правобережью Кубани. Причём одновременно... Так что, Пётр Николаевич, чем скорее вы возьмёте Михайловскую, тем меньше шансов будет у Сорокина отбить Ставрополь.

Врангель не сразу нашёл что сказать, но Деникин и не дал:

— Я хорошо осведомлён, как тяжело вам и вашим кубанцам, какие жертвы принесены. И что противник перед вами исключительно силён и упорен, а вы решительно во всём испытываете нужду...

— Главное, в чём нуждается моя дивизия, — винтовочные и артиллерийские патроны.

— Я изыскиваю все возможности помочь вам. Но они, увы, крайне ограничены... И в смысле снабжения, и в смысле содействия вам со стороны других дивизий.

— Дроздовский, к сожалению, не оправдал наших надежд, — заметил Романовский.

— К сожалению... — Деникин кивнул со вздохом. — Слишком он осторожен: дивизию развёртывает медленно, силы вводит в бой по частям. Якобы для уменьшения потерь. Но потери как раз от этого и растут... И вдобавок не вполне владеет своими нервами. И когда операция кажется ему чересчур рискованной — создаёт трения с моим штабом. Но таковы все операции нашей армии, все дерутся в осином пекле. Что ж делать, если враг превосходит нас численно и гораздо лучше вооружён и снабжён...

— Не в нервах, думаю, причина, Антон Иванович, а в самовлюблённости и капризности... — Романовский поправил своего начальника с отчётливо слышимым сочувствием.

— Пожалуй... — И, посчитав сосредоточенное молчание Врангеля за согласие, Деникин довёл свою мысль до конца: — Надеюсь, в самые ближайшие дни вам поможет Покровский. По всем признакам, он сорвал наступление Майкопской группы большевиков. Она выдохлась и Майкоп вполне обеспечен. Поэтому вчера я приказал ему любой ценой перейти на правый берег Лабы и выдвинуться к Курганной. Это создаст серьёзную угрозу Михайловской группе. И тогда можно ожидать её отхода. Вы как полагаете?

— Полагаю, именно так и будет.

Ничего другого Врангелю не оставалось ответить. Разболелась от напряжения голова, и он никак не мог взять в толк: ведь в Михайловской операции они оба понесли неудачу, но к нему не предъявляют ни малейших претензий. Даже намёков никаких. А недовольство Дроздовским выставляют прямо-таки напоказ... С чего это вдруг?

Провожая гостей в столовую, поинтересовался деликатно:

— А как здоровье Михаила Васильевича, ваше превосходительство?

— С переменным успехом, — выдавил из себя Деникин, быстро отведя глаза. Полумрак коридора помешал Врангелю уловить их выражение.

Оглядывая не без удивления стол и расправляя салфетку на коленях, Деникин заметил, что после такого завтрака он сможет дня три не обедать. Шутка его, хотя и не подкреплённая улыбкой, придала разговору менее официальный тон.

Выпили за успехи армий Согласия: наконец-то перешли в общее наступление на Западном фронте и с ходу прорвали позицию Зигфрида[61]. Потом заговорили об общих знакомых: кто как вырвался из Совдепии, у кого родные убиты большевиками, кто ещё приехал в армию...

Деникин старался выбирать что попостнее. Романовский в еде себя не ограничивал, особенно налегал на оладьи с мёдом и густым абрикосовым вареньем. Но даже к лёгкому белому не притронулся. Санников же, перебрав всю полудюжину выставленных на стол бутылок и изучив незнакомые этикетки, принялся дегустировать кубанские столовые вина.