поддержания должен научиться сочетать в себе высочайшую бдительность со спокойствием и самоотрицающей пассивностью, непоколебимую решимость с полным подчинением наставлениям духа. Хуанбо Сиюнь говорил: «Ваше сознание и сознание [Будды-Патриарха] ничем не отличаются – это я называю живым Патриархом… Если [ваше] сознание не отличается [от сознания Будды-Патриарха], то сущность и ее проявление»[323]. Иными словами, мы как отдельные личности не должны пытаться думать сами, должны позволить думать о нас. В «Алмазной сутре»[324] мы тоже читаем: «Нельзя называть бодхисаттвой того, кто прибегает к понятиям “независимая самость”, “существо”, “живая душа”, “отдельная личность”»[325]. Аль-Газали, философ-суфий[326], также подчеркивал важность интеллектуального смирения и уничижения: «Если мысль, изничтожаемая в уме, исходит от того, кто пребывает в «фана» (приблизительно то же, что и дзенский «не-разум». – Авт.), то это скверно. Превыше всего изничтожение из изничтожения». Такое экстатическое изничтожение происходит на духовных высотах Атмана-Брахмана, а другое, еще более полное, наблюдается повсеместно в мире, в пробуждающемся повседневном познании Бога во всей его полноте.

Чтобы быть истинно нищим, человек должен стать настолько свободным от своей сотворенной воли, насколько он был свободен, когда его не было. Истинную правду говорю вам: пока есть у вас воля пополнять волю Бога и вы имеете какое-либо желание, относится ли оно к вечности или к Богу, до тех пор вы в действительности не нищи. Ибо только тот человек нищ, который ничего не хочет, ничего не знает, ничего не домогается[327].

Майстер Экхарт

Великий Путь широк,

Ни прост, ни сложен.

С воззреньем узким и сомненьем,

От спешки медленнее путь.

Привязанность забыть заставит меру;

Превратным путь сознанья будет.

Свободен будь и непосредствен,

Ни уходи, ни оставайся.

Природе следуй, Путь блюди.

Иди без спешки, без волнений.

Поддавшись мыслям, ты реальность потеряешь;

В оцепененье впасть – ужасно так же.

Не должно дух износу подвергать…

Пусть чувства мир тебя не отвращает.

Без отвращенья к миру чувств,

Ты с просветленьем истинным един…

Вещей всех двойственность

Из ложных различений происходит.

Виденье, сон, цветок небесный —

За них хвататься стоит ли?

Утрата и находка, истина и ложь —

Отбрось все разом.

Если во сне глаза не закрывать,

То сами прекратятся сновиденья.

Если сознанье различеньям неподвластно,

Все дхармы – таковость одна.

Глубинна таковости сущность,

Недвижна; то, что обусловлено, забыто.

Как равные все дхармы созерцай,

И ты к вещам, как есть они, вернешься…

Пустое, ясное сознанье

Естественным путем себя не утомляет.

Нет места мыслям,

Рассудком, чувством тяжело его постичь.

Обитель Дхармы таковости сущей —

Здесь нету «Я» и нет другого.

Согласным нужно с нею быть;

Недвойственность – одна опора.

В недвойственности все едино;

Ничто в ее состав не входит…

Все мудрецы в десятке направлений

Все тот же принцип исполняют.

В нем спешки нет и промедленья —

Лишь мысль за десять тысяч лет.

Нигде и вместе с тем повсюду,

Все десять направлений – пред тобою…

Существованье – та же пустота;

А пустота – существованье то же.

И если дело обстоит не так,

Не следует подобного держаться.

Одно есть все;

Все есть одно.

Если тебе доступно это,

К чему грустить, что нет итога?

Сознанье с верой – их не два;

Недвойственность – в сознанье вера.

Путь слов всецело перекрыт;

Нет прошлого, и настоящего с грядущим… [328]

Третий патриарх чань[329]

Делай то, что делаешь сейчас; страдай от того, от чего страдаешь сейчас; чтобы делать все это со святостью, надлежит изменить свое сердце. Святость состоит в намерении признать, что все вокруг в воле Божьей.

Жан-Пьер де Коссад

Лексикон француза семнадцатого столетия сильно отличается от того, каким пользовался китаец, живший в седьмом веке. Однако оба дают фактически один и тот же совет – покориться воле Божьей, смириться, подчиниться указаниям Святого Духа; слова разные, зато их смысл тот же самый, что и в призыве следовать путем совершенства, отказаться от предубеждений и сложившихся мнений, держать глаза открытыми, чтобы сны наяву пропали, а Истина восторжествовала.

Мир, населенный обычными, заурядными, «невозрожденными» людьми, преимущественно скучен, настолько, что люди вынуждены отвлекаться от осознания этого факта с помощью всевозможных искусственных «увеселений». Изредка он становится на краткий миг радостным, приносит удовольствие, но куда чаще этот мир дарит неприятные ощущения и даже мучения. Те, кто заслуживает этого мира, кто подготовил себя к тому, чтобы видеть Бога как вовне и внутри собственной души, воспринимают мир совершенно иначе.

Зерно – бессмертная пшеница Востока, у которой никогда не будет жатвы и которая никогда не была посеяна. Я думал, что она произрастала всегда и будет произрастать во веки веков. Пыль и камни улицы не уступали ценностью золоту. Врата помнились краем света. Зеленые деревья за вратами, когда я узрел их впервые, привели меня в восторг и возбуждение; сладостный запах и необычная красота заставили мое сердце забиться чаще, почти зайтись от упоения, настолько они были иными и великолепными. А люди! О, сколь достопочтенными выглядели старцы! Поистине бессмертные Херувимы! Юноши представали блистающими ангелами, что переливались всеми красками, а девушки – неведомыми, будто неземными созданиями, полными жизни и красоты! Мальчики и девочки резвились на улице, словно ожившие драгоценные камни. Я знал, что они не были рождены, что им не суждено опочить. Все здесь существовало извечно и занимало положенные искони места. Вечность проявлялась, как свет дневной, и за всем угадывалось нечто, каковое собеседовало с моими надеждами и разжигало мое желание. Город сей будто находился в Эдеме или был построен в Небесах. Эти улицы были моими, храм был моим, люди были моими, их одежда была моей, заодно со златом, серебром, сияющими глазами, светлой кожей и румяными лицами. Небо было моим, вместе с солнцем, луной и звездами; весь мир был моим, и я оказался единственным зрителем, кому выпало им наслаждаться… Так вышло, что из-за обилия суеты я был развращен и мне пришлось познать грязные уловки мирские. Но все это я позабыл и вновь будто сделался малым ребенком, чтобы мне дозволили вступить в Царство Божье.